Защита Отечества. Валерий Журнега
прибежал из некрасовского поселения звонарь и упал в ноги отцу Серафиму.
– Батюшка, принимай церковь нашу, – громко взмолился звонарь: – Наш-то антихрист тайно сбежал куда-то. Дьякона Илью три месяца назад похоронили. Мне по сану не положено службу в церкви править.
Отец Серафим бережно поднял с земли на ноги звонаря, и они пошли по направлению к церкви. Звонарь эмоционально размахивал руками, продолжая, по всей видимости, горько жаловаться на судьбу.
К сумеркам въехала в крепость починенная кибитка Панаса и Оксаны. Вопросительным кивком головы полковник поинтересовался у перепачканного липким чернозёмом Панаса как дела. После положительного ответного кивка хранителя казны криво улыбнулся. Слово казна никак не подходила к зарытому в землю добру. Мешочек с мелкими турецкими алмазами да полтора фунта золотого песка больше походили на тёщину заначку, спрятанную на чёрный день.
– Ну и добре, верные мои хранители, – негромко произнёс полковник Поддубный и после тяжёлого вздоха добавил: – Отдыхайте, утро вечера мудренее.
И непроизвольно повернул голову на звон колокольчика. По дороге к старой крепости из Старо-Редутского поселения мчался обещанный Акимом Федотовичем тарантас.
Молодой воин Нарым примкнул к знамёнам «развратников» из джамбулуцкой орды. Высокий, ловкий в джигитовке татарин сразу приобрёл расположение у военачальников войска и тут же был зачислен в сотню личных телохранителей Батыр-Гирея. Родом из простой семьи, Нарым не понаслышке знал житейскую нужду, а теперь, видя своими глазами роскошь, в которой жил крымский хан, в глубине своего сердца тайно завидовал ему.
В последнее время в гости к Батыр-Гирею зачастили посланники из Турции. Мелик своим красноречием и щедрыми обещаниями ничем не отличался от многих своих предшественников. А вот размерами своего тела с ним никто не смог бы сравниться. Даже широченная одежда не могла скрыть с глаз его полноты. Расплывшись в кресле, жирный Мелик жадно разглядывал на праздничном столе, давясь слюною, всевозможные яства и, не в силах более сдерживать в себе внутриутробный позыв, впился зубами в лакомый кусочек.
После того как внутреннее пространство турецкого посланника заполнилось едой, он удовлетворённо откинулся от стола с объедками на спинку кресла. Батыр-Гирей, чтя гостеприимство, предложил насытившемуся гостю сыграть партию в нарды. За игрой Мелик впихивал в себя маленькими рюмочками анисовую водку. Хан курил кальян, отхлёбывая из фарфоровой чашечки ароматный кофе. К концу третьей партии жирный турок стал часто ошибаться. Его потерявшие осмысленность глаза сами по себе закрывались, и он на мгновение, сам не замечая того, проваливался в глубокий сон, но от своего же громкого всхрапывания тут же испуганно просыпался. Чтобы избавить гостя от душевных мук, по знаку Батыр-Гирея охрана бережно взяла толстяка под руки и отвела в приготовленную для него комнату, где его уже ждала украденная три месяца назад у горцев очаровательная черкешенка.
Через три дня после