Мастер пера. Выпуск 2. Мария Николаевна Бутырская

      Юность в школьном форменном платье,

      белый фартук, распахнут ворот.

      Поцелуй робкий, первый, объятье,

      после школы прогулки, город.

      Стрелки движутся к выпускному,

      как отсчет уходящего детства.

      И парит душа по-иному,

      без насмешек и без кокетства.

      Выпускница сидит на пляже,

      в платье школьном, расстегнутом низко.

      Просто тихо сидит как на страже,

      только мысли от пляжа не близко.

      Пусть вокруг шум и гам, и крики

      ребятни, облепившей воду.

      Она видит лишь неба блики,

      благосклонную к ней погоду.

      На пороге своей жизни взрослой,

      все веселье ее с грустинкой.

      И атланты с старинных зданий

      ей любуются словно картинкой.

      Но она трезво мыслит и здраво,

      и красивой себя не считает.

      Лесть отвергнуть взяла как за право

      и хвалящих по лжи отвергает.

      Может, это и правильно? Юность

      быстротечна, в ней много соблазнов.

      Против них крепче странность и чудность,

      хоть и кроме сто способов разных.

      День насыщенный минул, и дома,

      в продолжение пляжа, в окне

      Видит девушка, как аксиома,

      мир ей нравится, очень, вполне.

      Уже сброшено школьное платье

      и покончено с прошлым навек.

      Снятся девушке вечное счастье,

      и пришедший вслед юности век.

      Неброска география небес,

      лишь облака, да ветер дикий.

      Что дует в двух мирах, в стране чудес,

      и в землях скороспелой земляники.

      И там где небо склеится с землей,

      и паралельное вдруг станет единичным,

      Вся красота вокруг тебя немой,

      не знавшей слов картиной станет личной.

      И сделав шаг с покатого крыльца,

      ты странствий ритуалы не покинешь.

      Улыбку не сотрешь вовек с лица,

      пока дорог сто тысяч не осилишь.

      Ты странствовать начнешь, и в поиске себя,

      все, все миры что были сном туманным.

      Просты и ясны станут в свете дня,

      и странника признают главным.

      Я умру на горе, убеленный сединами старец.

      На горе, где рассвет в серебре,

      и растет указующий в небо гранитовый палец.

      В том мучительно злобном от вьюг ноябре.

      Совершу свой последний поход, поминальную тризну.

      Оглянувшись с вершин, на прошедшего вверенный след, и дарующий жизнь не посмеет прочесть укоризну.

      Лишь набросит железной рукой на прошедшее плед.

      Есть девушка, ее зову душой,

      лишь к ней иду когда печалька гложет.

      Она