Enjoy the silence. Барбара Морриган
в нытика и зануду, но общество недооценивает психологические проблемы, списывая их на лень, плохое настроение и самовнушение. Сходи погуляй! Развейся! Не парься! И вжух! Ты моментально избавляешься от депрессии, неврозов, биполярки и прочих радостей современной городской жизни. Перестанешь просыпаться в поту и бежать блевать в приступе панической атаки. Я знаю, что это можно пережить, послав всех куда подальше и закрывшись в загаженной пыльной квартире, снова и снова переживая персональный ад, как, например, мой друг Кайл. Когда он вернулся из реабилитационного центра, заходить к нему в комнату было мягко говоря страшновато. Темнота, вонь и его тело, свернувшееся в клубок на незастеленной кровати. Он каждый день жил так, будто уже умер, почти не вставая и утратив всякую волю к жизни, но это всё равно казалось ему лучшим выходом, нежели медикаменты и беседы с врачом. К терапии он так и не вернулся, как бы ни пытались его уговорить друзья и родители. Даже не знаю, правильно ли он поступил. С одной стороны, его колбасило так, что без слёз не взглянешь, а с другой – я тоже не выглядел восхитительно, когда одним прекрасным утром закинулся нейролептиками и, отключившись в толчке, разбил голову о сливной бачок.
Честно сказать, я и сам до сих пор скептически отношусь ко всему этому. К доктору Андерсу меня затащили родители, у нас был уговор – либо я возвращаюсь в бомжатский Хантсвилл вместе с ними, либо выживаю здесь при условии, что раз в неделю стабильно базарю с доком о своей никчёмной жизни и принимаю лекарства, которые помогают справляться с паническими атаками. Диагноз «стрессовое расстройство» мне поставили ещё прошлым летом, и с тех пор я живу на колёсах, хотя толком не понимаю, откуда всё это вообще взялось. Не знаю, насколько они помогают, как по мне, так единственный способ что-то с этим сделать – это не жить в таком ебанутом мире.
Я выхожу из метро и иду вдоль загаженных пустырей и забегаловок с уродливой наружной рекламой. Выбрав это место для жизни, родители будто нарочно сделали всё, чтобы я получил перо под ребро раньше, чем среднее образование. Что удивительно, мне пока везло, и я разве что пару раз словил по морде от местной гопоты, лишившись своих немногочисленных денег. Может, это всё потому, что мы постоянно тусовались с Кайлом и Грубым. Грубый вообще успел заслужить небывалый авторитет, и в представлении не нуждается. Он считает себя расово верным поляком, хотя его мамаша приехала сюда мыть толчки и удачно выйти замуж задолго до его рождения. От поляка в нём только маленькие свинячьи глазки и широкое лицо, которое, впрочем, затерялось на фоне густой бороды и лишней сотни килограммов. Иногда он намеренно вставляет в разговор польские ругательства, но перед этим обязательно задумается, едва не произнеся аналог на английском, что делает их ещё более неуместными и искусственными. Но в определённых кругах он известен, конечно же, не за это, а за то отменное дерьмо, которым он торгует. У Грубого не сильно много