Право последней охоты. Илья Александрович Шумей
я уверен – никаких фактов отыскать уже невозможно. Никому из них не нужен лишний компромат.
– Тогда почему Вы об этом заговорили?
– Я хотел бы поподробнее остановиться на Вашей последней экспедиции, имевшей место около пятнадцати лет назад, и так трагически окончившейся. Экспедиции на Пракус.
– А что в ней такого интересного?
– Во-первых, как уже было отмечено, Пракус – закрытая планета, находящаяся на строжайшем карантине. Несанкционированное проникновение на нее является серьезным преступлением.
– Я в курсе, свой срок лет я оттрубил от звонка до звонка, так что теперь мы с законом в расчете. Давайте дальше.
– Во-вторых, экспедиция была весьма представительная – восемь охотников, в числе которых два сенатора и один министр, плюс три человека обслуги и четверо Звероловов-проводников.
– Что-то Вы заговариваетесь, – Иган прищурился, – насколько я помню, из серьезных шишек там был всего лишь один помощник министра.
– Все верно, официальная версия звучит именно так, но в закрытых материалах следствия рассматриваются события, весьма серьезно от нее отличающиеся. Спецслужбы с ног сбились, в спешном порядке вырабатывая убедительные легенды, объясняющие одновременную смерть трех высокопоставленных чиновников. Отравление, авиакатастрофа и сердечный приступ, причем указанные события для отвода глаз еще разбросали по всей Галактике и немного разнесли во времени. Потом еще пришлось придумывать объяснение, почему человека, скончавшегося от сердечного приступа, хоронили в закрытом гробу. На самом-то деле в могилу тогда опустили пустой гроб, хоронить попросту было почти нечего.
– Экие страсти Вы рассказываете!
– Не страсти, а факты, – Кехшавад поднял вверх узловатый палец, – и один из этих фактов состоит в том, что вы оказались единственным, кто вернулся с Пракуса живым.
– Строго говоря, назвать меня тогда живым можно было только с очень большой натяжкой. Хирурги буквально сшивали мое тело из отдельных кусочков. Я даже подозреваю, что по окончании операции у них на столе, по обыкновению, остались лишние детали.
– Надо отдать им должное – то, что получилось в итоге, выглядит и функционирует вполне неплохо.
– Это сейчас, – махнул рукой Иган, – а поначалу мне пришлось заново учиться говорить, самостоятельно есть и справлять естественные потребности. Я осваивал свои собственные конечности как нечто чуждое, как приделанные к туловищу механические манипуляторы, тем более что первое время мои руки почти ничего не чувствовали. Даже потом, уже после суда, я еще два года передвигался по тюремным коридорам вот на этой штуковине.
Послышалось негромкое гудение, и Иган выехал из-за стола на своем кресле, оказавшемся инвалидной каталкой на четырех колесиках.
– Чертовски удобная штука, – он ласково погладил кожаный подлокотник, – никак не могу отвыкнуть!
Улыбнувшись, он лихо развернулся кругом и вернулся на свое место за столом.
– Тем не менее, – продолжил