Убийцы цветочной луны. Нефть. Деньги. Кровь. Дэвид Гранн
школу-интернат для девочек в Похаске, до которой было два дня пути на лошадях к северо-востоку от Грей-Хорс. Как сказал комиссар: «Индейцам придется принять образ жизни белых – мирно, если захотят, или их заставят силой»[95].
Родителей Молли предупредили, что в случае неподчинения правительство прекратит ежегодные выплаты, обрекая семью на голод. Поэтому однажды мартовским утром Молли взяли из родного вигвама и запихнули в повозку. Та двинулась к центру резервации, Похаске, и девочка смотрела, как поселок Грей-Хорс, бывший для нее всей вселенной, понемногу исчезает, пока от него не остался лишь поднимающийся над вигвамами и тающий в небе дымок. До самого горизонта, как дно древнего моря, перед ней простиралась прерия. Ни следа поселений, ни единой души. Точно перевалив за край света, Молли оказалась «за пределами подвластной человеку земли», по выражению Уиллы Кэсер.
Трясясь в фургоне, Молли час за часом, милю за милей ехала по дикой пустой равнине, еще не тронутой человеком. Наконец свет начал меркнуть, и Молли с возницей пришлось остановиться и разбить лагерь. Когда солнце опустилось за горизонт, небо окрасилось кроваво-красным, а затем черным, и густоту тьмы разбавляли лишь луна и звезды, с которых, как верили осейджи, спустились многие из их кланов. Молли сделалась «идущей через туман». Ее окружили силы ночи, слышимые, но невидимые: бормотание койотов, вой волков и крики сов – по поверью, носительниц злого духа.
На следующий день однообразные прерии сменились поросшими лесом холмами, и Молли с возницей покатили вверх и вниз по склонам, мимо тенистых мэрилендских дубов и темных пещер – идеальных мест «для засады»[96], как раздраженно отозвался о них когда-то агент по делам индейцев, добавив: «Позвольте также отметить, что там… невежественные злодеи, способные на все». Они ехали, пока не встретили первую примету человеческого жилья – одноэтажную крашенную красным деревянную развалюху. Это была фактория для торговли с осейджами, рядом с которой притулились захудалый постоялый двор и кузня с громадной кучей подков. Здесь тропа расширялась, превращаясь в немощеную улицу, по обе стороны которой были разбросаны лавки. К каждой вел дощатый настил, чтобы покупатели не увязли в грязи, у дверей торчали коновязи, а видавшие виды фасады – некоторые для внушительности с фальшивым вторым этажом, – казалось, вот-вот свалятся под напором ветра.
Так Молли добралась до Похаски. Хотя в ту пору столица резервации представляла собой убогое местечко – «мелкую грязную факторию», по выражению одного приезжего, – девочка еще никогда в жизни не видела поселения крупнее. Проехав еще с милю, фургон подкатил к мрачному каменному зданию о четырех этажах. Это и была католическая миссионерская школа, где Молли оставили на попечение женщин в черно-белых одеяниях. За дверью – Мэтьюз однажды описал вход в другую школу-интернат для осейджей как «громадную черную пасть, как у рыси, только больше и темнее»[97] – змеился лабиринт освещенных керосиновыми лампами коридоров,
Louis F. Burns,
Mathews,
Mathews,