Третий дубль. Сергей Высоцкий
Надо оправдывать доверие.
– У нас в отделе был один меломан… – начал Зубцов, но Панин перебил его:
– Знаю-знаю. Он плохо кончил. Привет, Миша!
– А ты в какой библиотеке? – спросил майор, но этого Панин еще и сам не знал, а потому повесил трубку.
В десять он уже сидел в пустом читальном зале детской библиотеки ближайшей от его дома и листал подшивку «Смены». Библиотекарша посадила Панина за стол прямо перед собой и все время с подозрением взглядывала на него. Читальный зал открывался только в одиннадцать, и капитан с трудом уговорил библиотекаршу впустить его в помещение. Даже милицейское удостоверение не произвело на девушку никакого впечатления.
– Что у вас, в милиции, своей библиотеки нет? – сопротивлялась она, никак не реагируя на улыбки капитана. На ее лице словно навеки застыла легкая гримаска брезгливости. Панин почему-то вспомнил бабушку, как она журила за то, что он гримасничал перед зеркалом: «Вот сведет тебе лицо судорогой, и будешь всю жизнь кривой ходить».
«А у тебя, милая, наверное, бабушки не было, – пожалел капитан девушку. – Ты так и проживешь всю жизнь, скривив свои губки».
Статья в «Смене» называлась «Дом Арлекинов». Она начиналась словами: «Двадцать лет замечательный возраст: расцвет молодости! Для человека. А для театра, оказывается роковой. В двадцать лет театр должен умереть, считал великий Станиславский».
«Красивые слова, – подумал капитан. – А что же театр? Решил не умирать?»
Дальше автор статьи писала о том, что на «Конгрессе дураков» в Ленинграде «Театр Арлекинов» проводили «в последний путь». «По-моему, – утверждала журналистка Сернушкина, – способность пошутить над собственной смертью – признак молодости».
– Хороший признак! – прошептал Панин с изумлением и посмотрел на библиотекаршу.
– Вы что-то сказали? – Девица по-прежнему не спускала с капитана глаз. Наверное, боялась, что он выдерет нужный ему номер газеты и унесет к себе в управление.
– Способность пошутить над собственной смертью – это признак молодости?
– Как это? – библиотекарша так удивилась, что презрительная гримаска исчезла.
– Черный юмор! – вздохнул капитан и снова принялся было за статью, но фраза, произнесенная им, видно, не на шутку заинтриговала библиотекаршу.
– Я плохо поняла ваш афоризм, – сказала она и почему-то покраснела. – Вы хотели сказать, что в молодости со смертью нельзя шутить?
– Со смертью, милая девушка, в любом возрасте шутки плохи! – серьезно произнес он. – Это я вам официально заявляю. А тут, – он постучал пальцем по газете, – одна гражданка решила пошутить.
– И что? Ее убили?
– Да нет, не убили! – капитан весело рассмеялся, разглядывая библиотекаршу. Без презрительной гримаски ее можно было бы назвать милашкой. – Не убили, слава богу! А за уши я бы ее отодрал. Вы потом прочитайте, что она тут накарябала.
Статья была довольно длинная и восторженная. «Одни всхлипы и вскрики», – сердито думал