Вкус фламинго. С 5 до 40. Мария Хаустова
нас запомнил! – сидел на корточках верхней площадки многоэтажного дома Смола.
– Точно! – покачал головой пытавшийся отдышаться Толстый.
– «Точно! – с ударением на «о» передразнил его Александров. – Точно-точно. Сопли лучше свои вытри. Гляди-ка ветренно как – простыл!
– Саня, прекрати шутить. Что делать будем? – нервничал Смола.
– Что-что? Покупки совершать. Ты вот плеер хотел?
– Ну… – подозрительно, но с надеждой говорил Смольников.
– Ныть не будешь – куплю! Саня слово держит!
– А фотик? – запереживал Русик.
– Фотик-фотик… И фотик куплю!
Складки Толстого так и просачивались через серое пальтишко. Он со Смолой шагал впереди. Смольников, высоченный, как гора, уже почти доставал до дяди Арсена. Эта смешная парочка в одинаковых пальтишках смотрелась довольно причудливо.
– Ну ты идешь? – обернулись ребята на Александрова, заметив, что тот тормозит. – Или слиться задумал?
– Я?! Слиться?! Да когда такое бывало?! – орал Санька. – Пошлите!
Он запахнул своё клетчатое красно-чёрное пальто, доставшееся по наследству от Ленки и, как главарь, пошагал впереди их: «За мной!»
***
– Я есть хочу, – проходя у булочной, прошептал Толстый. Его пухленькие губки бантиком так и молили о перекусе, но Саня посчитал, что сейчас не до этого, что сейчас настало время взрослеть.
– Руся, мы о чём договаривались? – приподнимая густые брови, смотрел впалыми глазами на него Александров. – Ты махорку всю жизнь курить будешь? Пошли за нормальными сигами!
– Умный какой! Так тебе и дали сигареты! Тебе 18 или 45? – держал руки на груди Толстый.
– Десять! Давай сюда свой портфель, тёплый ты мой человек! – забирал Сашка школьный ранец у Русика.
Санька нашёл тетрадь по русскому языку, аккуратненько вырвал из неё двойной листочек, а затем разорвал ещё напополам.
– Ты чего делаешь? Эта же по контрольным! – чуть не плача стоял над ним Толстый.
– Да хоть по итоговым! – посмотрел снизу вверх на него Александров. – Ручку давай!
– Вон, в портфеле смотри.
Сашка сунул руку в один карман, затем в другой. Нащупал пальцами какие-то крошки и нашёл сушку: «Ну, Толстый, ты даёшь! Жрачка везде и повсюду! Жрачка есть, ручки нет! Ты как так учиться пошёл? А ещё умным себя считает! Во даёт!»
– Сам ты Толстый! Что за манера – всё по кличке. Я не Толстый, я упитанный. Мама сказала, что у меня просто широкая кость, а так я красивее вас, – обижался Русик.
– Ой, не могу! – смеялся Александров. – Красавец! Эталон! Смола, глянь! С принцем ходим!
– И хватит меня Толстым звать! Что у меня – имени что ли нет? Руслан! Руслан Кезава! Запомни, Саша! – неожиданно для всех заступился сам за себя Толстый.
– Кезава… – произнёс Смола. – Эх, ты, нерусский!
– Сам ты нерусский! У меня отец украинец! Такой же соотечественник, как и все вы! Понял, Смольников?!