Алмазный век. Нил Стивенсон
готическими зданиями, значит, проектный отдел – это кампус. Но если кампус – еще и своего рода фабрика, где большинство сидят за ровными рядами столов в огромных душных помещениях и весь день занимается примерно одним и тем же, то конструкторский отдел – кампус еще и по этой причине.
Путь Хакворта лежал через Меркл-холл – очень большой и очень готический, как почти все здания конструкторского отдела. Его высокие своды украшала роспись краской по штукатурке. Поскольку все здание, за исключением фресок, вышло целиком из Линии Подачи, много проще было бы показывать роспись на встроенном медиатроне, меняя ее время от времени. Однако неовикторианцы почти никогда не пользовались медиатронами. Материальное искусство требует от художника смелости. Оно творится однажды; если напортачишь, так и останется на века.
Центральную композицию фрески составляли кибернетические ангелочки; каждый нес сферический атом к некой радиально симметричной конструкции из нескольких сотен атомов – судя по форме, художника вдохновил то ли подшипник, то ли электродвигатель. Над всем этим нависала огромная (но не настолько, чтобы соблюсти масштаб) фигура Инженера с монокулярным феноменоскопом в глазу. В жизни никто ими не пользуется – они не дают объемного изображения, но на фреске так выходило лучше: можно было видеть второй глаз Инженера – голубовато-серый, расширенный, устремленный в бесконечность, словно стальное око Аресибо*. Одной рукой Инженер гладил нафабренные усы, другую запустил в наноманипулятор, а изобильный лучезарный тромплёй наглядно демонстрировал*, что все атомоносные ангелочки пляшут по мановению его руки. Инженер-Нептун и наяды.
По углам фрески теснились фигуры; в левом верхнем возлежали на мистическом бакиболе Фейнман, Дрекслер и Меркл, Чэн, Сингх и Финкель-Макгроу*; они или читали, или указывали на атомное строительство с видом, долженствующим изображать конструктивную критику. В правом верхнем королева Виктория II ухитрялась сохранять спокойное величие, несмотря на несколько крикливое великолепие своего трона – он был высечен из цельного алмаза. Понизу шли маленькие фигурки, в основном детские, между которыми затесались несколько многострадальных мамаш. Слева маялись души прежних поколений, не доживших до светлых нанотехнологических дней и давших дуба (это не изображалось впрямую, но каким-то образом мрачно подразумевалось) от ужасов прошлого, как то: рака, цинги, взрывов парового отопления, железнодорожных крушений, уличных перестрелок, погромов, блицкригов, завалов в шахтах, этнических чисток, взрывов АЭС, беготни с ножницами, употребления в пищу бытовой химии и разъяренных быков. Удивительно, но они, ничуть не скорбя об этом, взирали на Инженера и его небесных рабочих; пухлые, поднятые вверх личики озарял идущий из подшипника свет, высвобождаемый (как полагал в инженерной простоте Хакворт) из энергии атомных связей, когда «шарики» встают в назначенные им потенциальные ямы.
Дети в центре были прорисованы силуэтами и стояли спиной к Хакворту; они воздевали руки к льющемуся свету. Дети снизу уравновешивали ангельское