История в зеленых листьях. Светлана Нина
Она повсюду, особенно в искусстве – столько выплеснутых душ, которые остальным помогают обрести смысл. Да, материально нам всем тяжело. Хотелось бы просто не думать об этом, наконец. А мы тратим на заработок столько своего времени…
– Но мы же и учимся при этом.
– Хотя да, ты сама говорила, что не работать тебе скучно.
– А, может, я поменяла мнение и теперь хочу на пенсию. Невозможно заскучать наедине с собой, столько еще можно узнать, исследовать, открыть.
– Люди, которые убежденно говорят, почти всегда неправы.
– Люди вообще никогда не правы, как и мы с тобой. Понять это – значит понять историю человечества. Ее подвалы.
– История человечества – худший враг ее будущего тогда уже.
– Или на ошибках учатся?
– Недостаточно.
7
Мира помнила мучительность того путешествия. После него дом уже не был прежним. А навязчивое ощущение хода времени и его безвозвратности только обострилось вдали от привычной среды обитания.
Западная цивилизация так мечтает сбежать в тропики и негу от давящего севера, забыться вдали от суеты. Но в жизни нет рая. Земля – чистилище, совмещающее ужас и красоту на одной улице. И в хижине у моря свои беды. Побег – не искупление, а рубеж, несущий новые муки и новые вспышки благоденствия. Жизнь – борьба и работа, и Мира все отчетливее осознавала необходимость сталкиваться с ней лбом и натыкаться на мнения узколобых. Чтобы неудовлетворенностью настоящим растормошить сок грез.
Люди расходятся не потому, что что-то выгорело или иссякло. А потому, что понимают – нарушен какой-то непреложный баланс их удобства, в чем бы оно ни заключалось.
– Ты любишь нарушать правила, – сказал он ей у трапа самолета, выкидывающего их обратно в монолитный массив словно мстящего за что-то ветра и сожалений. Мире хотелось лишь молчать, чтобы в неосознанном прерываемом сне добраться до собственного дивана и расплескаться по нему. – Тебя заводит мысль, что ты плохая девочка, что ты исключительная, раз можешь переступать через что-то. Но ты не плохая. Тебе просто скучно. Ты ищешь впечатлений, тянешь из людей их чувства и жизнь. И они это ощущают.
Мира не верила своим ушам. Ей никогда не было скучно с пятидневной рабочей неделей и кучей увлечений. Напротив, все больше истово хотелось просто задернуть шторы и не вылезать наружу. Скука – признание, что в жизни нет ничего взамен. А ее жизнь фонтанировала, хоть и не всегда приятным. Фонтанировала настолько, что своим переизбытком будто забивала ее личность и мечты, не давая им пробиться.
– Ты сам всегда говорил про правила и смехотворность тех, кто их соблюдает.
– Значит, я ошибся. Не все так однозначно. Ты сама любишь повторять это.
– Ты струсил, – догадалась она, не желая раскрывать глаза сама себе.
– Есть вещи важнее юношеской потребности идти наперекор всему.
– А если это не юношеская потребность, а стиль жизни? Свобода духа.
Мира почувствовала, как тяжело стало дышать. Она была убеждена,