Откровение. А. Дж. Бэзил
мой сатерт. Что меня дернуло тогда подняться в воздух. Ведь спускался вечер, а я только закончил ремонт. Раньше я никогда так не делал. Вот к чему приводят необдуманные, опрометчивые действия. Один раз уступил своим желаниям, не посоветовавшись с рассудком – и все может рухнуть. Если бы я подождал еще сутки, хотя бы ночь, ничего этого бы не случилось, – я смерил шаг и на мгновение остановился. – Нет, это не сатерт виноват, и не ночь. Хотя и стоит признать, что эта затея полетать над лесами была довольно абсурдной. Дело во мне. Во всем виноват только я и эта ужасная головная боль. Возможно, она действительно от смены давления, которая бывает на разной высоте? Не может быть. Я летел низко, над деревьями, и не поднимался выше. И откуда этот странный гул. Я отчетливо слышал рев двигателей, двигателей моего сатерта, но почему так громко? Какие-то внутренние повреждения… нет, компьютер бы сразу на это указал. Это было что-то другое. Каким-то внутренним чувством я осознавал, что это происходило что-то со мной, но причины я не видел. Я чувствовал себя совершенно нормально, и если у меня временами кружилась и болела голова, то это было, скорее всего, от сотрясения. Но что же тогда произошло? В конце концов, не мог же я обратиться к доктору. А даже если и так, чтобы я сказал – что у меня внезапно заболела голова, в ушах зазвучал какой-то сигнал? Я и сам смутно помнил все эти ощущения, потому что уже тогда, кажется, был в полуобморочном состоянии, и чтобы теперь рассказать о них кому-то, со слабой надеждой, что мне поверят? Сомнительно. Родители убеждены, что всему виной мой сатерт, и все сошлось идеально точно, чтобы подтвердить это. Мне никак не удастся переубедить их в обратном. Только из-за этого я уже… уже не имел возможности летать.
Я неторопливо шел по улицам, изредка замечая на себе изумленные и встревоженные взгляды, должно быть из-за белой повязки, все еще обхватывающей мою голову, но я не обращал на них внимания. Все они, эти ленивые и бестолковые жители, не терпящие никакого возмущения их спокойной жизни, они наверняка были рады, что я иду по улице, а не проношусь над их головами, наверняка в тайне проклинали мой сатерт и были безмерно счастливы от того, что он сломался. Только за это их стоило ненавидеть. Неужели мне всю жизнь надо будет прожить здесь? Да я сойду с ума! Я заметил, что улица вывела меня к окраинам города и, свернув в нужный переулок, невольно ускорил шаг. На мгновение мне вдруг показалось, что все это был лишь сон, и я опять иду к холмам, чтобы заняться ремонтом аппарата, но едва дома закончились, и мой взгляд упал на зеленую поверхность, я не увидел там ничего. Нигде не блестел знакомый корпус, и я отчетливо понял, что все уже кончено. Даже если мне и удалось бы починить сатерт, этот запрет летать сковывал мне руки. Значит, больше я никогда не поднимусь в воздух? Ни сегодня, ни завтра, ни через год? Но что же мне тогда делать? Я умру без этого ощущения. Я никак не мог осознать всего случившегося и неосознанно искал глазами блеск металла на солнце, но ничего не было и не появлялось. Зачем я тогда сейчас сюда пришел? Чтобы в очередной раз обмануться?