Остров. Татьяна Свичкарь
тех, кто прогуливался в безделье и неге.
Смеркалось. На моле собирались рыбаки. А в лагуну возвращались на ночную стоянку яхты с высокими мачтами. И удочки у рыбаков тоже были длинными-длинными. И горели на них зелёные огоньки. А море к ночи всегда становилось страшным. У мола кипели буруны, бились о камни волны. И чёрная, неоглядная пустыня моря простиралась до самого горизонта. Потом всходила луна, и расстилала на волнах серебристую дорожку.
Но совершенно не боясь этого чёрного моря, с камня на камень перепрыгивая – почти к волнам, почти к удочкам, спешили местные кошки. Почему-то как одна – все без хвостов. Они сидели на камнях, нетерпеливо перебирая лапами, гася в себе инстинкт охотников – когда же проблеснёт в воздухе рыба?
Мимо пролетали южные светлячки, их «фонарики» горели то жёлтыми, то зелёными искрами.
Наташа поднялась. Пора было возвращаться в гостиницу. Набережная поздним вечером превращалась в феерию, сияющую тысячью огней. И музыка, музыка, музыка – своя из каждого кафе. Бродячие акробаты и фокусники – глотатели огня. Последний жар вечерних камней, остывающих. Качели, обвитые розами – приглашали сфотографироваться на них… Взлетающие в уже звёздное небо – качели. Девочки-зазывалы у кафе. Вино – красное и белое, молодое и старое. Несчастные попугаи уличных фотографов – огромные, разноцветные, на весь нестерпимо жаркий день прикованные короткой цепочкой к своей металлической жёрдочке – сейчас они расправляли крылья, потягивались… Автоматы, где можно выиграть деньги, скоько народу толпилось возле них. Огни, переливающиеся – новогодне-голубые, тюльпанно-алые, призрачно-золотые.
Это веселье могло бы поглотить Наташу – её звали те, кто стоял у входа в открытые кафе – к музыке, огням, бокалам… Она освобождала руку – и уходила, по другому мосту (по подвесному страшно в темноте) – по широкому, каменному. И сладко пахли катальпы, похожие на орхидеи, и весь асфальт был исчерчен живыми, подвижными огоньками световых игрушек, а дальше вступала в свои права южная ночь, и совсем темно было в глубине парка, только огни светляков, и розы, розы – вьющиеся по оградам, или гордо тянущиеся вверх на твёрдых стеблях – их запах пьянил пуще вина. Казалось, что каждого цвета розы и пахнут по-разному, и самым пряным, когда сердце начинало щемить, был запах тёмно-красным, почти чёрных роз.
Но и устав, она не могла заснуть – перед глазами всё время был Мишка.
В последний вечер, когда положено было уже ждать автобуса, она принесла с собой на пляж дорожную сумку. Уж номер гостиничный был сдан, и ничего её тут не держало. Только попрощаться.
В этот час всё было сиреневым – и камни на берегу, которые обычно казались серыми, и закатное небо с белой тающей стрелой – самолёт пролетел, и море с его всплесками… И Наташа долго плыла по этому сиреневому морю, пока не устала, и не оставляло её чувство, что находится она не здесь, а на какой-то неведомой планете, где всё ещё может сбыться.
А потом