Поймать и приспособить! Полусказка. Илья Тамигин
на Клавдию! Тот же овал лица, те же глаза, хотя и выцветшие, тот же нос и подбородок… Бабка, тем временем, достала из буфета бутылку из-под шампанского, заткнутую деревянной пробкой.
– Вот, держи! Два рубля с тебя, касатик!
Как замороженный, Филатыч медленно протянул деньги и взял бутылку.
– Вы…
Слова застревали в глотке, пришлось откашляться.
– Вы на Клавдию Михайловну Голицыну… сильно похожи…
Старуха зорко взглянула из-под кустистых бровей:
– Погоди-погоди, касатик! – она всмотрелась в лицо посетителя попристальнее, – А! Понятно! Втюрился, врезался, влюбился!
Филатыч повесил голову.
– Эх! Угораздило же тебя! – посочувствовала Михайловна, – Ей же нонешним летом восемьдесят стукнет!
– Но… – робко подал голос Филатыч, – Она, ведь… это…
– Ага, на столько не выглядит, – ухмыльнулась бабка, – А знаешь, почему?
Филатыч не знал, конечно. Михайловна махнула рукой:
– Садись за стол, расскажу тебе сказку.
С удивительным для её возраста проворством она собрала закуску: сало, солёные огурцы и варёную в мундире картошку. Отрезала несколько кусков хлеба. Поставила на стол две стопки.
– Выпью с тобой маленько для связки слов.
Филатыч налил в стопки самогонку, украдкой понюхал: хорошая, из пшеницы.
– Ну, со свиданьицем!
Бабка лихо опрокинула свою и занюхала горбушкой. Затем, прикрыв глаза, начала:
– В давние времена, при царях ещё, жили-были в Санкт-Петербурге две барышни, Лидия да Ксения. Отец ихний, генерал, богатство имел немалое, так что девочки ни в чём отказу не знали. Всё у них было: и куклы фарфоровые, и наряды шелковые, и камни самоцветные, и книги. Некоторые с картинками, другие просто умные. И даже клавесин имелся, на котором они в четыре руки играли. Закончили сёстры гимназию. Выросли красавицами, да такими, что художники в очередь становились с них портреты писать. Вошли в возраст, да только думали не о замужестве (а женихов было хоть отбавляй!), а о том, чтобы народу пользу принести. Старшая, Лидия, курсы фельдшерские окончила, а младшая, Ксения – учительские. И поехали они на Север, в глухомань онежскую. В деревне поселились. Ксения стала в школе служить, детишек грамоте да арифметике учить, а Лидия больничку на собственные деньги построила и оборудовала, да народ лечить принялась бесплатно. Селяне со всего уезда в ту больничку лечиться приходили. Так год прошёл, и другой миновал. Приезжал к ним папаша-генерал, корил за безмужие. Они уж и сами были рады замуж выйти, да не было им ровни в деревне, а дело налаженное бросать не хотелось ни той, ни другой. И вот, однажды, пошли они в лес за ягодами. Собирают малину, радуются, что много её, что крепкая да сухая уродилась. Известно, коли летом дождей мало, то и малина сухая, для варенья подходящая. И вдруг слышит Лидия: вскрикнула Ксения, а потом, вроде, большие крылья захлопали. Кинулась, да только и нашла, что туесок с ягодами. А Ксения пропала. Сколь не искала девушка сестру, так и не нашла.