Аютинская повесть. Владимир Михайлович Жариков
неполадке. Кусьменко не только не умел читать принципиальные схемы, но и объяснить грамотно, что случилось, не мог. Эти консультации обычно вызывали дружный смех, потому что выражаться, как это делал Пётр, не к лицу было не только механику с высшим образованием, но самому захудалому слесарю.
– Володь, – обратился однажды Пётр Иванович к Кагальникову, – что может быть? Я нажимаю пусковую кнопку, машина не включается, а внутри её магнитной станции слышится звук: «Д-з-з-з-з».
– Ну, ты хотя бы открывал её, с целью посмотреть, что там срабатывает? – спросил Кагальников.
– Да, конечно, – сообщил Кусьменко, – там есть маленькое реле и оно тоже непонятно как, срабатывает! Примерно так: «Ляп, пауза секунду, потом снова ляп и опять пауза…». Я смотрю, рядом с ним установлено переменное сопротивление, подкрутил его малость. Эта релюшка начала срабатывать без паузы, быстро так – ляп-ляп-ляп-ляп….
– А что издаёт звук «Д-з-з-з-з»? – пытался заочно установить неисправность Кагальников, по ходу вспоминая схему управления породопогрузочной машиной.
– Контактор! – отвечал Пётр Иванович, – главное, «д-з-з-з-з», и не включается ни хрена! Что может быть?
– А как громко «д-з-з-з-з»? – начинал уже прикалываться Володя, которому трудно было разговаривать на языке первобытных.
– «Д-з-з-з-з»! – изо всех сил промычал Кусьменко, испугав своим рёвом Магулёва и вызывая дружный хохот всех, кто слышал этот разговор.
– Вот так, да? – ухмыльнулся Кагальников.
– Ну, может быть даже ещё сильнее! – уточнил Пётр, заглядывая Володе в глаза, – что может быть?
– Если ещё сильнее, – улыбнулся Володя, – тогда не знаю, я ведь думал, что тихо «д-з-з-з-з»….
Громкий смех заглушил возмущения Кусьменко, а Кагальников прекратил улыбаться и строго посмотрел на механика.
– Пётр Иванович, – выговаривал ему Кагальников, – ты с высшим образованием, а рассказываешь, как пастух или индеец. Вот скажи мне, что можно понять из твоих этих «Д-з-з-з-з», «Ляп-ляп-ляп-ляп»? Ты в зоопарке давно был?
– Причём здесь это? – тупо удивлялся Кусьменко.
– Так бегемот губами плямкает, – завершил разговор Кагальников.
В декабре 1986-го года стартовала самая снежная зима, Владимир за свою жизнь не мог припомнить подобного. Начиналась она вроде как всегда: немного подснежило, растаяло, затем подмёрзло. Ждали очередной оттепели, а ее не последовало, наоборот, с десятого декабря поднялся ураганный ветер, и началась пурга, какие бывают на Крайнем Севере. Это продолжалось с нарастающей силой, и каждый старался успокоить себя, что это пустяки – похулиганит ветер и всё! Но не тут-то было, буря улеглась лишь к 20-му числу. Но снег не переставал идти, он валил, не прекращаясь, примерно до конца декабря. Город замер, снежные сугробы достигали полутора-двух метров высоты, наступал полный коллапс. А снег всё шёл, как будто хотел испытать на прочность шахтёрское племя, горбачёвскую власть и его перестройку. Ездить