Подарок. Луиза Дженсен
Я едва выдавила слова, от которых было больнее, чем от скальпеля, исполосовавшего мое тело.
– Я тебе не верю, Дженна.
– Это правда. Я стала сомневаться насчет нас еще до того, как все случилось.
– Ты говоришь так, потому что заболела…
– Нет, у меня давным-давно появились эти мысли.
– С каких пор? Раньше все было прекрасно.
Раньше… Безобидное слово, но именно оно отделяет все чертой на до и после. Стеклянная стена отгородила то, что раньше я могла делать, от того, что стало недоступным теперь.
– Дженна, скажи правду: ты же меня любишь?
Я оказалась перед выбором – солгать или сказать правду.
– Не люблю. – Я выбрала ложь. – Прости. – Решение было правильным. Для него.
Сэм начал что-то говорить, но я отвела взгляд. Мяла пальцами крахмальный угол простыни и уговаривала себя не поддаться слабости. Сэму будет лучше без меня.
Он положил кольцо обратно в коробку, и я вздрогнула, когда он с треском захлопнул крышку и, сгорбившись, пошел через палату. Меня так и подмывало крикнуть, что, конечно, я его люблю, но слова застряли в горле. Сэм постоял немного на пороге, и я прикусила щеку, чтобы не расплакаться. Рот наполнился металлическим привкусом крови и жалости к себе, и, пока он удалялся, в моей груди гулко колотилось подаренное мне сердце и чувство вины.
Через четыре месяца после трансплантации меня выписали из больницы. За мной приехала мама.
– Где отец? – спросила я.
Она не ответила на мой вопрос. Усадила на заднее сиденье такси с такой же заботливостью, какую проявляют новоиспеченные отцы, выходя из родильного отделения и прижимая к себе в мечтах о безоблачном будущем автомобильные люльки с новорожденными. Не обращая внимания на мои протесты и заявления, что я могу все делать сама, мать защелкнула на мне ремень безопасности и накрыла мои колени мягким шерстяным пледом.
– Моей дочери пересадили сердце. Пожалуйста, ведите помедленнее, – попросила она шофера.
– Вот это да! – Таксист повернул регулятор громкости радио на минимум. – По мне, ты слишком молода для такого, девочка. Ох уж эти дети! Наши вечные заботы. У меня у самого их трое, да в придачу внуки.
Машина двинулась вперед, и на зеркале заднего вида закачался, издавая тошнотворно-приторный запах, ароматизатор в виде светофора. Мы ехали со скоростью улитки к бунгало с тремя спальнями, где я выросла, и мать нисколько не волновала какофония из гудков, требующих, чтобы мы увеличили скорость и не задерживали на дороге других.
Из динамиков зазвучала композиция «Покрась это черным» «Роллинг Стоунз» – одной из любимейших групп отца, мать разговаривала с водителем о том, какая мягкая пока стоит зима. Я закрыла глаза, прислонила голову к оконному стеклу и соскользнула в сон. От вибрации мотора покалывало щеки.
Меня разбудили крики – громкие, сердитые голоса. Еще в полубессознательном состоянии я стала подниматься, пытаясь разлепить веки, но тут машина рванулась вперед, набирая обороты, и меня отбросило назад, на спинку сиденья. Моя голова