Светлый путь в никуда. Татьяна Степанова
спросила Катя.
– Ну, виновата. Но интересно же. Мне страх как интересно было, что он вам расскажет. И потом, ведь Анаис убили… Пусть и не подруга она мне, но… я от нее ничего, кроме добра, не видела. Она нормальная девчонка была, добрая. Пусть и дурочка влюбленная.
– А он что, нам неправду сказал?
– Он вам вот столько сказал, – Нелли жестом показала пальцами «чуть-чуть». – А про самое-то интересное умолчал.
– А что самое интересное? – Катя ощутила, что она тоже… вся захвачена предстоящими сведениями о нем.
– Знаете, как его тут у нас за глаза называют? – спросила Нелли. – Черный Лебедь.
– Черный Лебедь? – переспросил Гущин.
– Ага. И со всеми смыслами. Видели, какой он? У нас тут каждая вторая и из персонала, и из клиенток всех возрастов готовы… он лишь бровью поведет, они все рады на шее у него моментально повиснуть. Я сама… что лукавить… У меня только парень есть постоянный, мы живем, так что… Но и я бы не устояла, если бы он только намекнул. И никто бы не устоял, если бы он захотел. Любая бы с радостью. Но он здесь ни с кем никогда, понимаете? Никогда ничего не было. Он чувства хозяйки Аллы щадил. Может, у него на стороне баб вагон – так оно и есть, наверное, но здесь, в клубе, никогда раньше. Алла его бешено ревнует. Ей же за шестьдесят, ему сорок. У нас тут болтали…
Нелли облизнула губы, словно сладкого чего-то вкусила. Катя подумала, что патологические адские сплетницы – находка для полиции.
– У нас болтали, что она денег уйму заплатила, ну, чтобы ребенка как-то… якобы у нее где-то в Италии в клинике яйцеклетки… ну, чтобы они с Германом ребенка. Это в ее-то возрасте. Баба с катушек слетела. И он ее, наверное, щадил. Может, даже и жениться планировал. Она же так богата. Но все это было до, понимаете?
– До чего? – спросил Гущин.
– До той поножовщины. До их дуэли с Титовым из-за нее. – Нелли округлила глаза и перешла на шепот: – Она-то, Анаис, конечно, поплыла. Влюбилась в него насмерть. Но и он тоже…
– Что он? – Катя уже умирала от любопытства.
– Черный Лебедь-то наш. Тоже поплыл.
– То есть? Что вы хотите этим сказать, Нелли?
– А то, что он… это самое… Я думаю, это все потому, что он ее сиськи голые увидел в такой ситуации. Ну, когда с нее все сползло, и она стояла перед ними… перед охраной – сама беззащитность, сама невинность. У мужиков же ничего не поймешь порой. Они и сами не знают – всю жизнь уверяют себя, что им нравятся лярвы худые, красотки-модели, а потом бац… Взял и на пышке женился. Ну, как Шон Бин – хозяин Винтерфелла. Я говорю вам – он, Герман… его самого как током в той ситуации шарахнуло. Ее сиськи, соски торчком. Вообще все – и то, что он защитил ее и что ранили его из-за нее. Кровь же ручьем у него текла. И она смотрела на него так, словно умереть за него готова. А мужики сорокалетние… я где-то читала… они в принципе не могут устоять, если девчонка моложе на двадцать лет и влюблена в них сильно. Он и не устоял.
– Это ваши догадки? – уточнил Гущин. – Умозаключения? Или есть что-то конкретное? Факты?
Нелли ухмыльнулась накрашенным ртом Коломбины.
– Я