Срезанные цветы. Наталия Николаевна Антонова
от времени с пруда доносились голоса самых нетерпеливых лягушек, но было ясно, что совсем скоро запоют свою брачную песню все обитающие там самцы.
– Шура, может, ты споешь? – неожиданно спросила Мирослава.
– Мне сейчас только петь! – хлопнул себя руками по бедрам Наполеонов.
Но Мирослава, не слушая его возражений, уже поспешила в комнату, которая называлась Шуриной, сняла со стены гитару и быстро вернулась назад.
– Мальчики, – проговорила девушка, протягивая Наполеонову гитару, – может, выйдем на террасу? Там сейчас довольно тепло.
– С ней спорить бесполезно, – пробурчал Наполеонов и добавил, обращаясь к Морису: – Запомни это на будущее, викинг.
Миндаугас подозревал, что с Шурой спорить тоже бесполезно, поэтому не стал снова объяснять ему, что литовцы не викинги.
Вслед за ними на крыльцо вышел Дон – любимый кот Мирославы Волгиной. Когда лучи не падали на шерсть кота, он казался черным. Но стоило только свету дотронуться до пушистой шубки, как она приобретала золотисто-коричневый оттенок, точно ее облили шоколадом.
Морис принес с кухни минеральную воду, вазу с яблоками, овальную тарелку с привозной черешней и чашки с мятным чаем. Все расположились в кружевных креслах из ротанга. Кот в том числе.
Шура коснулся пальцами струн, нежно пробежав по ним умелыми пальцами, и сказал:
– Я тут сочинил песню про нашу полицию, спеть?
– Конечно, – одновременно ответили Мирослава и Морис, а Дон разрешающе взмахнул своим лохматым хвостом.
Пальцы Шуры еще раз пробежали по струнам, подбирая мотив, и приятный баритон зазвучал на открытой террасе:
Мы взвалили тяжкий груз на плечи,
Как былинные богатыри.
И служить стараемся мы честно,
Что бы кто-то там ни говорил…
К пульсу дней прислушиваясь чутко,
Бережем порядок и покой
И придем в любое время суток
Мы на помощь, заслонив собой,
Если надо, от ножа и пули
И от бед нахлынувших спасем.
И утешим, если обманули.
Службу людям мы и родине несем.
Чтобы стало жить в России легче
На посту всегда мы – посмотри.
Никогда мы не опустим плечи,
Потому что мы богатыри.
И иным в полиции нет места.
Мы элита, мы лицо страны.
И служить стараемся мы честно,
Чувству долга и себе верны.
– Шура! Это ж просто гимн российской полиции! – воскликнула Мирослава.
– Это гимн моего сердца, – тихо ответил следователь.
О деле в этот вечер больше не сказали ни слова, а утром Шура уехал еще до того, как Мирослава спустилась к завтраку.
Нельзя сказать, что Наполеонов надеялся на то, что Мирослава заинтересуется делом убитой невесты и станет безвозмездно ему помогать: все-таки она частный детектив и работает за гонорар. Но уже не раз случалось одно из двух: либо Шура, рассказывая подруге обстоятельства дела, сам неожиданно находил в клубке ниточку, до этого невидимую, хватался за нее и распутывал весь клубок, либо подруга подкидывала