Прокурор. Анатолий Безуглов
намеками. Однако Измайлов пресекал попытки таких доброхотов в корне.
– Вот землю дают людям – хорошо, – продолжал Межерицкий. – Отдыхай на природе, ковыряйся в своих грядках. Как врач – я за! Обеими руками. Более того, свои овощи и фрукты выращиваю. На шее государства станет меньше нахлебников. Верно?
– Вернее не скажешь, – улыбнулся Измайлов, оглядывая могучую фигуру соседа. – Особенно если учесть твои габариты. Такого держать на шее…
– Смейся, смейся, – несколько обиделся Межерицкий. – Я серьезно. С одной стороны, отличное дело, а с другой – такие трудности… Стройматериалы, удобрения, транспорт… Все – проблема! Вот ты, один из столпов города, можешь объяснить, почему место под сады выделили возле Матрешек? У черта на куличках! Хорошо, у меня свой транспорт. А другие? До Матрешек автобусом час, да еще от остановки столько же пешочком. А если с сумками, с инструментом? Какой это отдых получается? Одна дорога чего стоит. Вся радость улетучивается…
Межерицкий нахлобучил на голову соломенную шляпу с широченными полями и включил мотор.
Захар Петрович не мог подавить улыбку: до чего комичный стал вид у его приятеля.
От дома Измайлова до прокуратуры было двадцать минут ходу. Этот путь на работу и с работы Захар Петрович, как правило, проделывал пешком.
Зорянск в центральной части своей сохранил в основном облик старого городишки, с кружевом улочек и переулков, заросших липами, тополем и ясенем. Самым большим строением был трехглавый собор, построенный в конце прошлого века на высоком месте. Он считался одним из крупнейших храмов в средней полосе России после «Исаакия» и московских церквей. Собор являлся памятником архитектуры, уже несколько лет он стоял в строительных лесах, на которых, однако, не очень живо шла работа реставраторов.
Прокуратура находилась неподалеку от главной улицы, в старом кирпичном особняке. Это было добротное строение с палисадником.
Гладиолусы в каплях росы упруго высились над усыпанной крупной галькой дорожкой, ведущей к подъезду. Сам подъезд – пристройка к старомодному двухэтажному зданию – был плотно увит лианами дикого винограда. И если бы не официальная вывеска, уж никак нельзя было бы предположить, что вход этот ведет в столь не романтическое учреждение.
И гладиолусы, и дикий виноград, и скамейка, и даже сама дорожка из гальки, заменившая прежний асфальт, появились всего два года назад. Прежде всего к вящему неудовольствию шофера Измайлова, который носил редкое имя Май.
До этого «москвич» прокурора стоял прямо у подъезда. Как это водилось еще до Измайлова и было естественным при нем. Преимущества налицо: в дождь и снег можно было нырнуть в автомобиль прямо с крыльца. Да и всем заинтересованным лицам служило условным знаком, на месте ли прокурор.
Раньше секретарь прокурора могла, выглянув в окно, кликнуть Мая или передать ему распоряжение не выходя на улицу. С появлением цветов и декоративной дорожки «москвич» выдворили за угол. Правда, Май публично Глаголева не осуждал, однако его отрицательное