Каждому своё 4. Сергей Тармашев
усмехнулся:
– Генералы заявили, что победа осталась за нами, потому что «Подземстрой» не знает, что ЛСУ почти что сдохла, и там поняли, что взять нас штурмом не смогут. Но у них еще осталось два или три робота, поэтому нельзя исключать, что они могут повторить попытку. Поэтому мы должны быть готовы отбить следующую атаку. Мы вручную развернули орудие точно по оси рва, чтобы уничтожить любую цель, которая попытается приблизиться к въездным воротам, и генералы назначили на самоходку новый экипаж. Мужики, которые получили назначение, аж офигели. Многообещающая перспектива, учитывая, что предыдущий экипаж погиб, успев сделать ровно два выстрела. Но кроме них больше никого не осталось, кто мог управлять ЛСУ, так что выбора у мужиков не было…
Он вновь скривился:
– Его сейчас ни у кого нет. Мы вручную насыпали вокруг самоходки защитный вал из грунта, чтобы экипажу стало хоть немного спокойней, и с тех пор несем в окопах круглосуточное дежурство. Генералы старые, им всем за шестьдесят, от антирада они еле дышат, поэтому в состав смен не входят. Остальные разбиты на три смены по девять человек, в четвертой восемь. Сперва в ней было десять человек, она была самая большая, но позавчера один умер во время интоксикации, а вчера умер еще один. Теперь она самая маленькая. А если меня вычесть, то даже еще меньше. Наверное, туда переведут кого-нибудь…
Пленный на секунду умолк, посмотрел на всех со смесью угрюмости и беспомощности, и закончил:
– В день начала войны в бункере было триста семьдесят семь человек. На сегодня осталось тридцать восемь. Сколько еще мы проживем, постоянно сидя на антираде, никто не знает. Всеобщим собранием было решено, что безропотно умирать мы не собираемся. Если «Подземстрой» атакует опять – будем драться. А если они надеются взять нас измором, то рано радуются. Мы заминировали потолки всех хранилищ, изготовили из боеприпасов горючие средства и подготовили все к поджогу. Если нас перебьют в ходе штурма или подохнем от антирада, последние, кто будет оставаться в живых, активируют мины и зажигалки. Все, что не сгорит, завалит обрушением. Противник не получит ничего. Поэтому мы держим оборону и живем, пока можем. Если вдруг «Подземстрой» выйдет на связь, то условие у нас одно: преступники складывают оружие и сдаются представителям законной власти. «Подземстрой» переходит под управление ФСБ. Не устраивает – подохнем все. Нам терять нечего. Нас убьет антирад, их – голод. Все поняли, что инфа про перенаселение и истощение биоферм не была дезой. Иначе бы «Подземстрой» не рвался бы в Росрезерв любой ценой.
– Это чудовищное недоразумение… – начал было Овечкин, но Порфирьев обжог его злобным взглядом. Пришлось замолчать, чтобы не накликать на себя проблем.
– Где находятся средства инициации подрыва? – спросил Варяг.
– В пяти разных местах, взорвать можно из любого. И еще три кнопки, по одной у каждого из генералов, – пленный болезненно сглотнул и потянулся к фляге с водой.
Он