Дарите любовь. Коллектив авторов

      Авторы говорят спасибо друзьям, родным и знакомым, которые поддерживали команду в этом путешествии.

      Покров

      Дочь Алена, воинствующая атеистка, энергичная московская девчонка, дерзила маме и бабушке в постоянном режиме: утром – хамство, вечером – ехидство.

      Норовила рассказать про очередной скандал с Патриархом. Про суд над каким-нибудь совершившим преступление священником.

      Бабушка вздыхала от таких новостей, иногда даже плакала. А мама Алены – Наташа – злилась и орала. Чем еще больше усугубляла конфликт. Между старым, взрослым и юным поколением семьи Кузнецовых ширилась пропасть. Еще несколько лет назад была едва заметная трещинка. А теперь – огромная, глубокая, не обойти, не перепрыгнуть – ну просто каньон.

      Так и жили.

      Не то чтобы Наташа была воцерковленной, сильно верующей прихожанкой, которая выстаивает службы несколько раз в неделю. Она забегала в Храм неподалеку от дома дважды или трижды в году. Торопливо ставила свечи, не задумываясь, у каких икон, и сматывалась.

      Бабушку подводили дрожащие ноги. Но она пока справлялась, ходила каждую субботу, иногда еще и в воскресенье или на праздники. Сидела на скамеечке у входа, крестилась, кланялась, в ящик для пожертвований опускала смятые сотенные купюры. Изредка, на свой день рождения или Пасху, могла положить пять сотен. В целом – пенсия старушки была законной частью общего семейного бюджета. Она от нее отрезала себе не больше тысячи в месяц на карманные расходы.

      И переживала, что внучка ее и Наташу не то что не уважает, а в грош ломаный не ставит.

      Со временем бабушка изобрела собственный способ взаимодействия с занозистой Аленой – не трогать. Ни о чем не просить. Только здороваться по утрам. Это как-то понижало градус напряжения, по мнению старушки.

      Анна Ивановна поздно родила дочь Наташу – когда ей было уже под сорок. Теперь, в свои почти восемьдесят, она бодрилась. Густо мазала морщинистые губы бесцветным блеском, убирала под косынку остатки волос. Косынок у нее было две – будничная и праздничная. Одна – белая, другая – белая с красной тонкой каймой.

      Наташа носила, не снимая, старый золотой крестик на тонкой цепочке. Анна Ивановна обзавелась деревянным, из монастыря Матронушки, на простом черном гайтане. Родом она была из Тульской области и Святую старицу Матрону почитала своей личной заступницей. Могла пожаловаться иконе. Разговаривала, когда дочь и – упаси Боже – внучка не слышали.

      Ближе к полудню четырнадцатого октября, после праздничной службы, Анна Ивановна не без труда, с отдыхом, взгромоздилась на свой четвертый этаж (дом без лифта – то-то старикам зарядка).

      Умылась. Попила святой воды, которую взяла с собой в маленькой пластиковой бутылочке. И решила приготовить шарлотку. Дачи у Кузнецовых не было. Но соседка иногда делилась яблоками или овощами. А Наташа помогала их оболтусам с математикой. Это с дочерью она общий язык найти не могла, а с чужими детьми легко-запросто. Объяснить самое сложное – с юмором, что называется, на пальцах – умела.

      Итак, Анна Ивановна взялась за тесто. Потом помыла и стала нарезать яблоки тонкими дольками. По кухне распространялся тонкий, кисло-сладкий аромат. Крупные желто-зеленые яблоки с пятнышками и червяками на вкус были невероятно хороши. Хотя, мысленно покапризничала Анна Ивановна, кислинка могла бы быть и полегче.

      Упала икона Матронушки на полке. Бам! Не на пол – на стол. Анна Ивановна в такие моменты грешила на электрички. Платформа была от дома Кузнецовых в пяти минутах быстрой внучкиной ходьбы.

      Но вроде бокалы и кружки не звенели, как изредка бывало, если особенно тяжело груженный состав проползал ночью.

      Анна Ивановна вернула икону на полку и почувствовала внезапную тяжесть на сердце.

      Села на табурет. Осмотрелась. Сначала подумала, что помирает. Что ее время пришло. Потом поняла, что нет, но груз становился все весомей. Начало ломить в висках.

      – Алена!

      Анна Ивановна осознала это, угадала.

      – Алена! Аленушка…

      Заплакала, проковыляла умыться. Трясущимися руками набрала номер своей подружки, уже десять лет как удалившейся от мира в монастырь в глубинке. Там она, бывшая фармацевт, трудилась травницей. Похудела почти на тридцать килограммов, передумала помирать и слыла если и не старицей, то особенной монахиней. Тонким ручейком к ней тянулся народ. За сборами лекарственными и советами, душевной поддержкой.

      Анна Ивановна дозвонилась сразу же. С первой попытки. И, захлебываясь, стала говорить. Подружка, Верка, впрочем, уже давно Мария, сказала, что сама почитает и даже Елизавету попросит, про которую говорят, что особенной силы молитвенница она. И свечи поставит.

      Анна