Погода для свитера. Александра Тонкс
уроки, подождал, пока я присмотрюсь к его уставшему лицу, и безо всяких слов, одним только взглядом попросил меня о новом побеге. Я знала, что это произойдёт. Я ждала этой просьбы. Я боялась произнести её сама. И взглядом я пообещала ему уехать.
Мы собирали вещи без сожаления. Я уже знала, как тяжелеют руки, когда ты что-то оставляешь в городе, из которого бежишь, как они ленятся паковать чемодан, но это был не такой случай. Среди любопытных и неискренне сердобольных людей не нашлось для нас друзей. ЭМ две недели ждал, пока я закончу учёбу, сдам экзамены, а сам тем временем выбирал новый город. Мы не сговаривались, ничего не обсуждали, всё происходило под завесой тишины. На сей раз он осознанно выбрал для нас мегаполис, до которого нужно было много часов добираться на поезде. Мне уже было семнадцать ― исполнилось в мае. Получив свои оценки и документы, я вышла из школы, возле которой с вещами ждал меня эМ, и мы отправились догонять поезд, на который опаздывали. Теперь мы больше не строили надежд: нам слишком не понравилось то, как они рассыпаются.
Мы молчали всю дорогу и не хотели ни о чём думать, но я знала, что он невольно возвращается мыслями к книжным полкам и ценникам с именами авторов. Потом сразу же гонит от себя свои мысли, тряся головой, как собака, но спустя время они снова заползают к нему в черепную коробку. Что происходило внутри меня, я не помню. Кажется, я была очень недовольна тем, что не позволяла себе детские мысли, уютные, полные светлой веры, обнадёживающие и согревающие. Я знаю, Вам это должно быть знакомо.
После вакуумной тишины Третий город встретил нас очень шумной автострадой. Мы приехали поздно вечером и приготовились вглядываться во тьму, но были ослеплены огнями, которые отрицали существование ночи, отрицали ночной покой и сон. Они только кричали о том, что жизнь после девяти часов вечера ничем не уступает по своей интенсивности дневной. Тогда мне так не казалось, но сейчас я понимаю, что мы были ещё слишком доверчивы. И мы поверили этим огням Третьего города.
Поселившись на окраине ― и то в долг, подальше от пёстрого центра, к которому тянуло, как магнитом, мы бросили ночной сон. Мы подсели на новый ритм жизни. Редко бывать дома и даже гордиться, если за сутки совсем не появляемся там. Грести себе как можно больше разнообразной работы. Если кто-то из нас оставался менее, чем с двумя работами, он старался это скрыть. И, конечно, отдых, новый, неизведанный отдых любым путём ― обманным в силу расценок и возрастных регламентов или дешёвым, неограниченным. Нам казалось, что теперь мы по-настоящему глотаем жизнь вместе с алкоголем. Навёрстываем упущенное. И, наверное, мы гордились каждым часом, который был лишён законного сна. Хвалились, хвалились, неестественно громко смеялись. Что это такое, Артур? Нет, это не Третий город. Это возраст. Время бросать вызовы своему здоровью.
Мне казалось, у меня много друзей и то, что почти все они были однодневками, меня мало заботило. Неизвестно,