Сонеты Шекспира 89—112, 127—134. Суд над ложью сердца (6). Историческая головоломка. Александр Скальв
сонет посвящён другу, но не обращён к нему. Это указывает на возможные особые обстоятельства написания сонета 94, которые нам пригодятся при анализе на соответствие с фактами биографий.
Поэтому формально мы обязаны снова, как в сонетах 62—68, признать адресатом сонета 94 условного адресата: «поэта», ведь такая мелочь может оказаться одним из соответствий в анализе на соответствие с фактами биографий.
Сонет 95
Обращает на себя внимание подход поэта к недостаткам адресата.
Подход в корне поменялся в сравнении с сонетами 92 и 93.
Если там поэт и сомневается, и не хочет знать о неверности адресата, вплоть до своей смерти, то здесь он говорит о недостатках адресата, как о точно известном ему факте. Признать и здесь, и там одного адресата, значит, обвинить Шекспира в противоречии самому себе. Но наша логика запрещает считать Шекспира непоследовательным.
Поэтому подобные противоречия – типичный пример другого адресата.
С другой стороны, сонет 95 не противоречит сонету 94, где в замке высказана та же мысль, что и в замке сонета 95, а именно, что порок («гниль» (сонет 94), «ржавчина» (сонет 95)) смертелен даже для самого прекрасного и прочного («лилии» (сонет 94), «нож» (сонет 95)).
Таким образом, мы наблюдаем преемственность смысла сонета 95 с сонетом 94, что в свою очередь подтверждает персонажа в сонете 94 – друга поэта.
Сонет 95. Оригинальный текст
How sweet and lovely dost thou make the shame
Which, like a canker in the fragrant rose,
Doth spot the beauty of thy budding name!
О in what sweets dost thou thy sins inclose!
That tongue that tells the story of thy days
(Making lascivious comments on thy sport)
Cannot dispraise, but in a kind of praise,
Naming thy name, blesses an ill report.
О what a mansion have those vices got
Which for their habitation chose out thee,
Where beauty’s veil doth cover every blot,
And all things turns to fair that eyes can see!
Take heed (dear heart) of this large privilege:
The hardest knife ill used doth lose its edge.
Кроме того, в сонете 95 дано указание на элемент социальной морали, который, весьма вероятно, не сильно отличался от сегодняшнего.
Речь о «фривольности утех», которые могут быть оправданы «именем» адресата – Naming thy name, blesses an ill report.
Нет оснований предполагать, что английское общество 16-го века могло оправдывать «фривольное» поведение женщины, даже до брака. Тем более, что в этот период пуритане во власти были весьма сильны.
Но для мужчины не было таких жёстких ограничений. Например, вдова была обязана соблюдать траур в течение года, а для вдовца он равнялся трём месяцам. И так, в пользу мужчины, было во всём.
Поэтому «имя» в сонете 95, которое-таки «оправдает» адресата не может быть женским, ведь оно «оправдывает» перед любым (т.е. всем обществом), «кто расскажет…».
То, что таким отношением поэта к «утехам» в сонете 95 там подтверждается адресат – мужчина, указывают и женские сонеты 57 и 58, где выражено противоположное отношение, казалось бы, к тем же утехам (но не названным «фривольными»), ведь противоречие, по нашей логике, является указанием на другого адресата.
В сонетах 57 и 58 нет общественного оправдания, как в сонете 95, а есть только желание самого поэта не придавать значения и не расстраиваться из-за таких «грехов» адресата.
Помимо вышеизложенного, видим также в сонете 95 развитие темы «мужских» сонетов 69 и 70. Поэт сменил форму подачи основной