Гений пустого места. Татьяна Устинова
Хохлов первым делом покупал подарок ей, а уж потом всем остальным женщинам его жизни.
Он улыбнулся, натягивая штаны. А если и в самом деле украли что-то нужное?.. Компьютер, к примеру, или ее драгоценную бухгалтерскую базу? Вот тогда будет шум на весь мир, вот тогда она себя покажет, его любимая и незаменимая! Придется ментам на самом деле жуликов поискать, иначе орлица Вальмира их живьем склюет!
Он натянул свитер, на ощупь умылся в ближайшей ванной, вытерся полотенцем для рук, выдавил на указательный палец немного пасты и потер зубы – почистил вроде. Чище они, конечно, не стали, но во рту посвежело, и на том спасибо!
Он вышел в коридор, постоял, прислушиваясь, и, крадучись, стал пробираться к двери.
Где у них свет зажигается, слева или справа? Забыл! Станет искать, еще свалит чего-нибудь, всех перебудит! Вроде слева. Или нет, справа! Это когда заходишь в квартиру, то слева, а если с этой стороны…
– Митяй?! – Шепот был громкий, театральный такой шепот.
– Не ори.
– Я не ору! А ты гулять, что ли, собрался?!
– Свет слева или справа? – спросил Хохлов, и Пилюгин подошел и зажег свет.
– Ты чего, лунатик, Хохлов?!
– Мне сейчас менты позвонили. – Он быстро обувался и на Пилюгина не смотрел, а зря. При слове «менты» генеральный менеджер научного отделения как-то странно и театрально подался назад, налетел на вазу, та зашаталась, загремела, и они оба с двух сторон кинулись и подхватили ее, чтобы не упала.
– Ты чего, Димон?
– А что… случилось?
– Говорят, контору мою… того… Грабанули.
– Как?!
– Да откуда я знаю – как?! Короче, я поехал.
Пилюгин смотрел растерянно, словно ждал известий о начале третьей мировой войны, а оказалось, что разведка ошиблась и грядет не третья мировая, а митинг пенсионеров в защиту коммунистов Монголии.
– Подожди, – сказал он после некоторой паузы и помотал головой, будто стряхивая наваждение, – я с тобой. Мне только одеться нужно.
– Ничего тебе не нужно. Иди, ложись.
– Митяй, я с тобой.
– Да не надо мне твоих геройств! – сказал Хохлов сердитым шепотом. – Ехать две минуты, машина под окном, ничего со мной не случится! Давай, все, пока, Димон!
Он одернул курточку «суперагента», тщательно обмотал шею клетчатым шарфом, натянул перчатки, заправил их под манжеты и только после этого вышел за дверь.
В подъезде было непривычно холодно, и чувствовалось, что за кирпичными стенами – Великая Стужа. Хохлов заранее поежился и натянул на голову капюшон, и все равно мороз, вломившийся с улицы в дверной проем, дохнул в лицо, пробрал до костей.
– У-ух! – проревел Хохлов и щелкнул зубами.
Кожа на лице затвердела, и скальп, кажется, затвердел тоже. Курточка зашуршала, как бумажная, – промерзла моментально и насквозь. То, что было ниже курточки, привычно и болезненно задеревенело. Хохлов сначала быстро шел, а потом побежал к своей машине, но бежать было тяжело – мороз не давал дышать, Хохлов закрыл перчаткой