Ключи ушедшего бога. Юлия Фирсанова
же расписала альтернативы: – Варианта три: идем в лабиринт, будем дохнуть с голоду или жрать сырьем конину с собачатиной, пока мясо не стухло окончательно. Дров на готовку не найти.
Кажется, кто-то из мужчин, лишенных моей ароматической защиты, сглотнул и, маскируя приступ тошноты, закашлялся.
– Идем! Для остального мира мы все одно мертвы, – решил Керт и обернулся ко мне: – Как, Кит, на нас пятнышек сейчас не появилось?
– Не-а, но не считай это счастливым билетом. Напоминаю, если смерть гарантирована, то ее касания я не увижу, – повторно растолковала я суть собственного зрения, одним махом снижая градус оптимистичности общества с «ура, пронесет» до «один Ольрэн ведает, пронесет или нет».
– Эх, Кит, не могла соврать? Кобылу мне в жены! – грустно хмыкнул Кирт.
– А смысл? – удивилась я.
– Помирать с верой в лучшее приятнее, – наставительно объяснил болтун.
– Это с какой стороны смотреть. С верой в лучшее или с обманутыми надеждами – все зависит от того, сколько времени отведено на процесс умирания, – пожала я плечами, не желая нести дополнительный груз чужих надежд, тем паче надежд, вполне способных оказаться несбыточными.
– Чего ж ты такая добрая, лапуля?! – проворчал трепач.
– Не я такая, жизнь такая! А уж Смерть, можешь мне поверить, вообще такая добрая, что порой плакать хочется.
Снова передернув плечами при упоминании Последнего Гостя, Керт решительно приложил руку к камню с треугольниками, выбитыми едва заметными линиями. Кажется, щитовик торопился действовать, пока я не ляпнула еще что-нибудь «жизнеутверждающее и веселое».
А я могу! Даже просить не надо! Оно само говорится. Вот такая вот зараза. Это все Смерть – и персонификация, и само событие, по совокупности они меня испортили окончательно. Нет, беленькой пушистенькой я и раньше, конечно, не была, а теперь и вовсе цинично-практичный ужас на тонких ножках. М-да, кстати, снова о насущном: с кормлением организма надо что-то решать, пока по ошибке за тощего цыпленка не приняли и на диетический бульон не отправили.
Пока рассуждала о вреде нелечебного голодания для тельца Кимеи, на месте стены с треугольниками возникло темное завихрение, как водоворот в непогожий денек на реке. Кирт дернулся было рукой изобразить знак Первоотца, но вовремя опомнился. Кто его знает, как лабиринт Ольрэна на символ другого бога среагирует? А ну как молнией? Вместо выписывания в воздухе символа щита с мечом рука потянулась и сжала ладонь родича, тот до хруста стиснул мою вспотевшую и холодную, как лягушонок, ладошку. Свободной конечностью я, как-то само собой получилось, уцепилась за пояс Керта. Так, дружным детсадовским хороводом, мы шагнули в портал-водоворот. Подсознательно я ожидала непроглядного мрака и холода, но ничего подобного не случилось.
Мы перенеслись в просторный высокий коридор. Камень казался монолитом и испускал рассеянный золотистый свет. Вокруг было совершенно пусто. Ни окон, ни дверей,