Княгиня Ольга. Огненные птицы. Елизавета Дворецкая
тело было страшно смотреть. Но этих было слишком много сразу, слишком неожиданно… не к тому они готовились… Пробивало дрожью при виде этих выпученных или полуприкрытых глаз, оскаленных окровавленных зубов, искаженных лиц. Почти все эти лица Берест знал.
Он еще раз окинул взглядом луг. Не брали кияне пленных, все здесь… Увидев знакомый затылок и сутулые плечи деда Миряты – прямо на затылке чернел пролом от лезвия секиры, – Берест отвернулся. Нечего искать уцелевших. Надо людей звать.
А вот потом с ним случилось такое, о чем было стыдно вспоминать. Сделав шаг, он вдруг боковым зрением уловил движение и услышал сдавленный стон. Но за эти долгие жуткие мгновения Берест настолько свыкся с мыслью, что вокруг него одни мертвецы, что, когда одно из тел шевельнулось и привстало, с ним случилось то, что бывает с беспортошными мальцами… почему им портов и не полагается. Он прирос к земле, чувствуя, как в портах стало мокро и липко… И смотрел, не в силах шевельнуться, как лежащее поодаль от прочих тело – в белой одежде, густо забрызганной темно-красным, – тяжело поднимается с кошмы…
Это была женщина. Живая она или мертвая, Берест сразу не понял. Лицо бледное, как белая ее свитка, запавшие глаза… Однако лицо знакомое…
Сварог-отец, да это же княгиня! Предслава Олеговна, из Искоростеня, жена Володислава! Она увидела Береста и потянулась к нему, сидя на земле; вид у нее был такой, будто она сама не очень понимает, на каком она свете. Вся ее одежда и даже часть лица были в крови, но сразу не удавалось понять, куда она ранена. Берест понимал, что должен подойти, помочь ей, перевязать, если еще не поздно, но не мог сдвинуться с места. Только подойди, прикоснись – и сам очутишься во власти Морены, хозяйки этого пира кровавого…
Княгиня огляделась и зарыдала. Без удивления и потрясения – у нее уже было время осознать, что случилось. С полным пониманием огромного горя, что обрушилось на землю Деревскую.
Этот звук горького женского плача наконец вернул в тело Берестову душу, что до этого все болталась где-то над затылком, привязанная тонкой серебряной ниточкой. Это не сон и не морок. Эта полусотня изуродованных мертвецов – правда. И ему, Бересту, Коняеву сыну, придется сейчас идти с этой правдой к людям…
Прибытие царьградского обоза было важным событием осени в Киеве и всегда привлекало много народу. Но сегодня людей на пристани у Почайны было больше обычного, и еще с лодьи Лют заметил кучку белых «печальных» кафтанов. Сам он был одет в обычную дорожную одежду, только вывернутую наизнанку – наряжаться в цветное платье, как обычно делали перед приходом в город, дабы показать успех похода, сейчас было неуместно. У сходней его ждал Альв – сотский оружников Мистины, тоже в белом кафтане. Молча обнял Люта, похлопал по спине, выражая сочувствие.
– Мистина у княгини. Хочешь, ступай к нему, или дома увидитесь. Но это уж ближе к ночи.
– Нам еще разгрузиться надо.
– Все у вас хорошо? Людей не потеряли?
– Один