Мой год отдыха и релакса. Отесса Мошфег
сигаретой. Она помахала рукой перед лицом и демонстративно закашлялась. Потом повернулась ко мне. Она пыталась набраться храбрости и посмотреть в глаза противнику. Я заметила страх в ее глазах, словно она видела перед собой черную дыру и боялась в нее упасть.
– По крайней мере, я пытаюсь что-то изменить и чего-то добиться, – произнесла она. – Помимо сна, чего ты вообще хочешь от жизни?
Я предпочла не заметить ее сарказм.
– Я хотела стать художником, но у меня нет таланта, – ответила я.
– Тебе действительно нужен талант?
Пожалуй, это было самым разумным, что Рива когда-либо говорила мне.
– Да, – кивнула я.
Она встала, прошла на мысочках через гостиную и осторожно закрыла за собой дверь. Я проглотила несколько таблеток ксанакса, сжевала пару крекеров и уставилась на смятое сиденье пустого кресла. Затем встала, поставила «Жестяной кубок» и стала смотреть вполглаза, задремывая на софе.
Рива позвонила через полчаса и оставила голосовое сообщение, сказав, что она уже простила мне нанесенную ей обиду, что беспокоится о моем здоровье, любит меня и не бросит «несмотря ни на что». Я слушала ее голос, и у меня свело челюсти, словно я несколько дней скрипела зубами. Может, так и было. Потом я представила, как она шныряла по супермаркету, выбирая продукты, которые проглотит и тут же извергнет из себя. Ее верность была абсурдной. Но благодаря ей мы и держались вместе.
– У тебя все будет хорошо, – успокаивала я Риву, когда она сообщила, что ее мать начинает третий курс химиотерапии.
– Не глупи, – говорила я, когда у матери Ривы метастазы проникли в мозг.
Я не могу вспомнить конкретно какое-нибудь событие или происшествие, напрямую повлиявшее на мое решение залечь в спячку. Поначалу мне просто хотелось приглушить успокоительными таблетками собственные мысли и суждения, поскольку из-за постоянного раздражения я невольно ненавидела всех и вся. Я надеялась, что жизнь станет более сносной, если мой мозг будет медленнее оценивать окружающий мир. В январе 2000 года я начала посещать доктора Таттл. Началось все совершенно невинно: я чувствовала себя несчастной, меня раздирали тревоги, и мне было необходимо сбежать из тюрьмы собственного рассудка и тела. Доктор Таттл подтвердила, что в этом нет ничего необычного. Нельзя сказать, что она была хорошим доктором. Ее фамилию я нашла в телефонной книге.
– Вы поймали меня в подходящий момент, – сообщила она, когда я позвонила ей в первый раз. – Я как раз закончила ополаскивать посуду. Откуда у вас мой номер?
– Из справочника «Желтые страницы».
Мне нравилось думать, что я нашла доктора Таттл случайно, что нас свела судьба, может, даже божественное провидение, хотя на самом деле она была единственным психиатром, ответившим на мой звонок в одиннадцать вечера. В тот вторник я отправила поздно вечером дюжину сообщений на автоответчики. Но только доктор Таттл сняла трубку.
– Самая большая угроза для мозга в наши дни – все эти микроволновые печи, – объяснила мне