Грегорианец. Четвёртый. Мэри Джейн Lexx
Что именно не поделили соседи, давно не интересно никому, но сам факт отвлечения серьёзных сил нервирует. Обитаемая «Луна», а точнее крохотная планета Грег, входит в состав одной из империй, как провинциальная и консервативная, живущая под постоянным прессингом боевых действий. Однако имперские традиции соблюдаются, а привычки населения никогда не меняются.
В этот светлый день, радующий жителей небольшого, но уютного города, лучами звезды Олн, происходило странное событие, грозящее перерасти в хаос или баталию со смертоубийством.
Некоторые из горожан при виде женщин, бегущих в сторону Главной улицы и слыша крики детей, доносившиеся с порога ультрасовременных и уютных жилищ, торопливо надевали нейроскафандры и бронированные экзодоспехи, вооружались кто рельсотроном, кто штурмовым импульсником, кто плазмогенератором или статусным, фамильным оружием, например, палашом с молекулярной заточкой и неизменным плазменным контуром, чтобы придать себе более воинственный вид. Устремлялись к отелю «Преданный Клерик», перед которым уже собралась внушительная толпа любопытных, пополняющаяся с каждой минутой.
– Какого лешего творится?
– Счас кое-кто отхватит!
– На публичные тяготы его!
Все орали чёрте что.
В те времена такие волнения – обычное явление, и редкий день тот или иной город не мог занести в свою историю подобное. Знатные из благородных родов сражались друг с другом. Император воевал с кардиналом, инсэкты из вида насекомых противостояли империи. Но, помимо такой войны – тайной, или явной, скрытой, или открытой, – существовали и воры, и нищие, и рептилоиды, бродяги и наёмники, воевавшие сразу со всеми. Горожане вооружались против воров, бродяг, против прислужников, нередко – против зазнавшихся благородных, время от времени – против самого императора, но против кардинала или инсэктов – никогда.
Именно в силу этой закоренелой традиции или в следствии привычки, горожане, услышав шум и не увидев бардовых плащей Адептов герцога Лау Гише, устремились к единственному отелю «Преданный Клерик», что находится в непосредственной близости, или даже на территории космопорта.
Только там стала ясна причина поднятого раздрая и беспорядочного столпотворения вооружённых горожан и обычных зевак.
Парень, точнее молодой человек, лет восемнадцати… Представьте себе странного бойца с принадлежностью к непонятному роду войск. Без экзоброни, наколенников и налокотников, с единственным тактическим монокуляром, завязанным на персональную нейросеть. В обычной куртке с минимальным бронированием, цвет которой давно потерял тона задуманные производителем. Продолговатое смуглое лицо с выдающимися скулами, как признак хитроумной натуры, жевательные мышцы сильно развитые – явный и неотъемлемый признак, по которому можно сразу определить грегорианца, взгляд открытый и умный, высоковат для парня и мал для зрелого мужа и воина.
Человек, впервые увидевший его мог запросто ассоциировать с пустившимся в путь обывателем, если бы не длинный палаш на статусной портупее, бившийся о ноги своего владельца когда он шёл пешком и царапавший и без того обшарпанные элементы обвеса лайтфлая.
Ибо у нашего парня человека наличествовал лайтфлай, и даже столь примечательный, что и впрямь был всеми увиден и оценён. Это старое побитое и видавшее жизнь средство передвижения, стремившееся скинуть футуристические обтекатели при первом удобном случае, превратившись в сооружение из двигателя, сиденья и кучи технических элементов, показывающихся наблюдателям во всей красе.
Лайтфлай этот, хоть и работал с перебоями, все же способен покрыть за день приличное расстояние. Это качество, к несчастью, настолько заслонено его исцарапанным видом и облупившейся окраской, что в те годы, когда все знали толк в гравитационном транспорте, появление вышеупомянутого произвело столь неблагоприятное впечатление, что набросило тень и на самого владельца.
Осознание этого факта тем острее задевало молодого Лау Дартина, так зовут нашего юношу, что он не пытался скрыть от себя, каким бы хорошим наездником он не был, насколько выглядит смешным на подобном флайте. Недаром он оказался не в состоянии подавить тяжёлый вздох, принимая этот дар от Лау Дартина – отца.
Он знал, что цена такому лайтфлаю самое большее двадцать тысячных кредита. Зато невозможно отрицать бесценность слов, сопутствовавших при передаче видавшей баталии, некогда великолепной и самой передовой боевой машины.
– Мальчик мой, – произнёс грегорианский дворянин с тем чистейшим акцентом, от которого Легг Омель не мог избавиться до конца своих дней. – Сын мой, флайт этот, увидел свет, сойдя с конвейера лет тринадцать назад, и все эти годы служил нам верой и правдой, что должно расположить вас относиться с бережной теплотой к нему. Не продавайте его ни при каких обстоятельствах. И, если вам придётся пуститься на нем в поход, щадите его, как вы щадили бы старого слугу. При дворе, – продолжал Лау Дартин-отец, – в том случае, если вы будете там вдруг приняты, на что, впрочем, вам даёт право древность нашего рода, поддерживайте ради себя самого и ваших близких честь вашего благородного имени, которое более пяти столетий