Долгий путь скомороха. Софья Орех
ногтём указательного пальца по слюдяному листу. Потом аккуратно приоткрыл деревянную оконную рамку и посмотрел на открывшийся вид. Перед ним как на ладони лежала большая широкая площадь, на которой только позавчера он со своими товарищами давали представление. Тогда на улице уже было темно, площадь освещали факелами, и шумная толпа взрослых и детей радостно, со смехом и свистом встречали каждый их номер.
– Здесь стояла Богданушка, когда мы на площади потешки показывали? Или у вас все окна можно так отворить? – неожиданно спросил Ратмир, не поворачиваясь от окна. – Не бойся, боярыня, говорить, просто мы все видели ваши фигуры в окнах за кисеёй. То и понятно, что каждому интересно посмотреть представление скоморохов.
– Да, Богданушка стояла именно там и каждый раз как малое дитя хлопала в ладоши, когда была какая-нибудь смешная картинка, – подошла к нему за спиной боярыня и показала на соседнее окно: – А там я стояла.
– Кто ещё был в светлице в это время?
– Мои племянницы – Глафира и Степанида. В этот раз они приехали к нам погостить, но с моим Светозаром Алексеевичем не забалуешь. Поэтому и они сидели с нами всё это время в тереме.
– Ещё кто-то был?
– Нянюшка Богданушки – Марфа Васильевна. Да она уже старая – толком ничего не видит. Вот и сидела там, на лавочке в уголке. Нас всё ругала, что мы на эти, как она говорила, бесовские потехи смотрим. Страшным судом грозилась… Надо было послушаться её… Глядишь, Богданушка была бы жива сейчас…
– А как бы мне прямо сегодня переговорить с этой нянюшкой? Она, получается, была последней, с кем разговаривала твоя дочь в тереме в тот вечер, – Ратмир выжидательно посмотрел на боярыню Скобелеву.
– Так нет её сейчас на подворье, – покачала головой боярыня. – Как только прознала, что Богданушку убили, так с ней родимчик и приключился. Сын её приезжал и увёз к себе в деревню. Батюшка сказал, что вряд ли она такой удар перенесёт. В беспамятстве, говорит, лежит.
– Это плохо, – с досадой покачал головой Ратмир. Он прикрыл окно и отошёл от него. Мельком глянул на боярыню и тут же отвернулся:
– Мне сказали, что ещё и старые тётушки живут тут с вами…
– Живут, живут… Только они не тётушки мне. Это старшие сёстры боярина Светозара Алексеевича. В жёны их никто не взял, вот они живут в тереме всю жизнь старыми девами. Думал Светозар Алексеевич их в монастырь отправить, да они так не хотели, так не хотели… Вот и я его упросила их оставить, всё-таки не чужие люди.
– А не чувствовала ты, боярыня, что завидуют они счастью твоему бабскому? – спросил Ратмир.
– Как же не чувствовать? Конечно, чувствовала. Да и они не скрывали, – вздохнула боярыня. – Частенько говорили, какая я счастливая, что и детишек нарожала, и что счастье женское познала.
– А почему никто их замуж не взял?
– Свёкор мой, Никита Фролович, часто в ярость впадал, и страшен был очень, когда это происходило. Мог с топором по двору бегать за тем, кто не по нраву ему придётся. Жену свою, мать Светозара Алексеевича, до смертной тоски довёл – удавилась