Зимнее серебро. Наоми Новик
какой прок от мальчишки? – Сказав это, я рассмеялась: придет же матери такая чушь в голову! Мне показалось тогда, что мать шутит, а потом я не могла вспомнить, отчего я так решила. Беседуя с матерью, я чувствовала себя едва очнувшейся от сна; будто бы этот сон еще не до конца растаял.
Но мать резко одернула меня:
– Не смей болтать о таких вещах. Чтобы я больше ничего подобного от тебя не слышала. И ни слова о Зимоярах, ни одной живой душе в городе.
Тут уж я совсем запуталась. О Зимоярах судачат все, кому не лень, – ведь дорога-то теперь рядом. И к тому же завтра базарный день, о чем я поспешила напомнить матери.
– Значит, не пойдешь на рынок, – отрезала мать.
Я, конечно, заспорила: у меня же товар из Вышни, его надо продать. Но мать взяла меня за плечи и сказала:
– Мирьем, послушай меня. Брат Ванды будет приходить к нам и ночевать у нас, а мы будем ему за это платить. Тогда Ванда никому не скажет, что у нас побывал кто-то из Зимояров. И ты никому не говори, что он наведывался к нам. – Я промолчала, а мать продолжила, уже мягче: – Два года назад неподалеку от Минаска шайка Зимояров напала на три городка вроде нашего. Они сожгли церкви и богатые дома и забрали с собой все золото до крупинки. Но деревню Йазуда, где жили евреи, они не тронули, все тамошние дома уцелели. Люди решили, что евреи в сговоре с Зимоярами. И с тех пор нет больше ни одного еврея в Йазуде. Ты поняла меня, Мирьем? Никому ни слова о том, что к нам наведывался Зимояр.
Лесные цари, волшебство и разные глупые выдумки оказались тут ни при чем. Теперь мне все стало ясно.
– Завтра я пойду на рынок, – задумчиво проговорила я. Мать хотела было возразить, но я перебила ее: – Если не пойти – все сразу это заметят. Я пойду, продам два новых платья, которые купила, и поболтаю о том, что нынче носят в Вышне.
Мать медленно кивнула, погладила меня по волосам и сжала в ладонях мое лицо. А после мы вдвоем уселись за стол чистить оставшуюся картошку. Со двора доносился мерный стук топора: Ванда колола дрова. Вскоре вернулся отец с охапкой веток. До самого вечера он сидел у очага, обстругивал эти ветки и мастерил из них небольшие решетки, которые потом прибил к оконным рамам.
Пока он работал, мать вязала и, не поднимая глаз от вязания, произнесла:
– Мы тут подумали: не позвать ли нам брата Ванды? Он мог бы ночевать у нас.
Отец, похоже, обрадовался.
– У меня душа не на месте всякий раз, как в доме деньги, – сказал он. – Крепкий парнишка нам пришелся бы кстати. Да и помощник не помешал бы – все-таки я не молодею.
– Может, тогда и коз заведем, – вздохнула я. – Он бы за ними присматривал.
– Мы хотели бы нанять парня в помощь. Чтобы ночевал у нас и помогал по хозяйству, – сказала мне Мирьем в тот день, когда вернулась. – Мы тут решили коз завести, так чтобы он и за козами приглядывал. Твой брат согласился бы на такую работу?
Я не сразу ответила. Сперва я хотела сказать «нет». Все те две недели, что Мирьем не было, я вела записи в ее книгах. Сама вела, в одиночку. Каждый день