Игра не на жизнь. Проходная пешка. Наталия Курсанина
на саблях, что меня весьма порадовало.
– Идем отсюда! – Музыкант явно нервничал в присутствии такого количества вооруженных людей.
– Это запретная зона?
– Нет… просто…
Что «просто», я не успела услышать, так как нашу тихую беседу перекрыл рев одного из офицеров.
Головы всех присутствующих повернулись к нам.
– Что он хочет?
– Он спрашивает, – музыкант пытался притвориться, что его здесь нет, – что мы здесь делаем?
Офицер семимильными шагами приближался к нам. В своем воображении он должен был казаться себе страшным великаном с пылающим взглядом, от которого все женщины и музыканты должны были падать замертво.
– Идем отсюда! – в ужасе дернул меня за рукав Тилиус. – Скорее!
– Щас! Шнурки только поглажу и сложу стопочкой, – мне становилось все забавнее.
Офицер был с меня ростом, обычного телосложения, так что, когда он остановился напротив, мне не пришлось ни задирать голову, ни опускать.
– Он говорит, здесь не место для женщин! – Музыкант был на грани истерики, и только роль моего переводчика удерживала его на месте.
– Здесь место для козлов! – ответила я, но мой переводчик струхнул и заменил это высказывание каким-то более мягким.
Ладно, говорить можно что угодно, но мою кривую улыбку и насмешливо прищуренные глаза офицер истолковал правильно – я имела его в виду!
– Он говорит, чтобы ты шла к себе и вышивала.
– Переведи – крестиком на его морде.
– Госпожа Леттлерг! Я такое не переведу! Вы думаете, что говорите?!
– Ага, – адреналин уже ударил по мозгам, и мне стало весело.
Музыкант, сжавшись, перевел. В ответ офицер заржал на весь двор.
– Он предлагает вас отшлепать… или… ну, в общем, он плохо о вас говорит.
– Переведи. Руки у него коротковаты для этого, и не только руки.
Смех стих внезапно. Мы стояли, как два волка – глаза в глаза, не моргая, кто первым отведет взгляд – нельзя смотреть хищнику в глаза, если только не готов принять его бросок. Коротко кивнув, уже не смеясь, офицер приглашающе повел рукой, предлагая мне вступить на площадку. Что ж, по крайней мере, разомнусь…
– Что вы делаете, госпожа? – Музыкант прижал к груди свою гипертрофированную гитару, будто хотел за ней спрятаться. – Госпожа Леттлерг, одумайтесь!
«Заткнулся бы лучше!» – ненавижу трусов.
14
Мечи мы выбрали почти одинаковые: он – полуторник с прямой гардой, я – эсток, не такой длинный, но с более сбалансированным лезвием. Эфес был одноручный, но с моей неширокой ладонью как раз получался на две мои руки. Гарда немного выходила вперед в виде полумесяцев. Ромбовидный клинок без желоба жесткости был тусклым с неровными сколами тупого лезвия – тренировочный, но из-за сколов опаснее обычного. При ударе с оттягом можно оставить неглубокую, но рваную рану, зашить которую будет