Игра не на жизнь. Проходная пешка. Наталия Курсанина
раз в обхват ладоней, и достаточно длинные, чтобы не заходить под навес пригибаясь. Ну что ж – за неимением гербовой пишем на простой – нет меча, возьмите бубен! Левый, получив торцом бревна в нагрудную пластину, засеменил на пять шагов назад и вписался спиной в дерево – ничего, доспех хороший, от травм должен защитить. Был бы без доспеха, я бы на такой удар не решилась, а так – по защите и нагрузка. Поворачиваюсь к правому, разворачивая корпусом бревно. Он пытается блокировать удар вертикальным блоком меча. Дурак, что ли? Разгон бревна, конечно, небольшой, всего с четверть круга, но это же бревно! Я сама его едва удерживаю! Так что мое оружие просто сминает его защиту и заставляет попятиться. Пока я разворачиваюсь для нового удара, у парня появляется дельная мысль, как блокировать мое бревнышко. Он вставляет двуручник в землю и всем весом опирается на гарду. Бревно стопорится. Разогнать для нового удара я уже вряд ли успею, так что лучшее, что могу сделать – это бросить оружие и схватить панцерника за края горжета. Все остальное я сделала автоматически, до того, как сама успела понять свою глупость – я просто рванула его на себя. Упали мы вместе. Он едва успел выставить руки, чтобы не обрушиться на меня всей своей тяжестью. Представляю, что за слова у него вертелись в голове. Под моей рукой оказалась рукоять его игрового кинжала. Недолго думая, я подняла ему забрало и провела кинжалом по горлу.
– Бобик сдох! – прокомментировала я.
– Сука…
Услышать дальнейшее мне помешали. Несколько рук подхватили моего противника, и не меньшее количество – меня саму. Завернули руки, и я снова предстала пред светлые, белесые очи бургомистра.
– Да как ты посмела нападать на городскую гвардию и оскорблять мэра?! Ты даешь себе отчет, что ты делаешь?
– Нет, – это честно, – все по наитию! У меня и в мыслях не было, что два идиота не смогут выстоять против безоружной женщины.
– Извинись немедленно!
Кто-то добрый (узнаю – убью однозначно) нежно выкручивает мне руку. Это у них называется удержанием, чтобы я еще чего не сотворила. На играх такое не запрещено в открытую, а то, что не запрещено – априори можно.
Еще немного, и плечо пойдет на вывих.
– Щас, только шнурки постираю!
Рука в плече уже не просит, а вопит дурным голосом, чтобы я прекратила свои дурацкие шуточки и пожалела ее.
– У тебя нет выбора! Извиняйся!
Я молчу и улыбаюсь. Может, я дура, может, я нарываюсь зря, но и оплату за свои вольности я умею принимать сполна. От боли хочется кричать… подожди, кричать будешь, когда плечо вывихнут окончательно, сейчас еще рано. Еще можно терпеть… немного… еще немного.
– Все! Хватит… – мои губы выдают помимо воли.
Меня отпускают.
– Извиняешься?
– Разве я такое сказала? – Рука болит страшно. Вряд ли я ей в ближайшее время смогу поднять что-либо тяжелее ложки.
– Раз так, то вот мой указ – отныне и до конца Игры тебе запрещено входить в Город! Ни под каким предлогом! В Городе ты вне закона! А теперь выставьте ее за городские ворота!
Полечили,