Обет мести. Ратник Михаила Святого. Алексей Соловьев
мне живой нужен!
На поминальной тризне сидела вся деревня. Иван оказался рядом с Протасием. Тот почернел от свалившегося на семью несчастья. Любаня была его первенцем, и любил он её более остальных трёх девок и сына-малыша. Иван поведал соседу о разговоре с отцом.
– Дядя Протасий! Как считаешь, верно батя судит? Неужто сам князь не найдёт на татар укорота?
– Нашёл бы – давно б дань поганым с Руси не платил! Нет, князь мне теперь не подмога! Сам буду дочь искать. Баешь, четверо их было?
Кровь ударила в слегка захмелевшую от ковша медовухи голову Ивана. Он жарко выдохнул:
– Трое смотрели, один бил и дочь вашу воровал. Вот те крест!! А как вы хотите искать её, дядя Протасий?
Мужик машинально захватил бороду в кулак.
– Не знаю! Но не отступлюсь! Клянусь Богородицей, не отступлюсь!!
Глаза Ивана загорелись.
– Ой, дядечко! А можно и мне с вами? Только отцу не говорите, а то осерчает.
– Тут не отца, тут здесь слушать надо! – стукнул кулаком по левой стороне груди Протасий. – Потому я тебе не советчик. Поступай, как совесть велит. А от такого помощника, коли порешишь со мной идти, грех отказываться.
Видимо, Фёдор почуял неладное. Или даже отдельные фразы долетели до его уха. Он перехватил взгляд сына и тяжко постучал кулаком по столешнице. Глаза говорили лучше любых слов.
На следующее утро Иван узнал от соседей, что Протасий уплыл в Тверь. Уплыл… и пропал. Лишь через две недели узнали крестьяне о его судьбе. Весть привез немолодой ратник из дружины боярина Кобылы.
Он нашёл Ивана и, оставшись наедине, протянул ему маленький свёрточек:
– Держи! Друзяк мой, Прохор, просил тебе лично передать.
– Протасий?! Где он?
– Теперь уж, поди, с Господом беседует. Осьмой день как скончался.
– Как… скончался?
– Да так! У меня на руках. Утром вышел из города, а к обеду на татарском коне кой-как доскакал. И три стрелы в спине привёз. Чёрные стрелы, длинные. Наши таких не делают. Вскоре следом десяток этих нехристей примчались, да уж не успели живым его захватить, чтоб ещё поизмываться.
Иван развернул тряпицу. В руке блеснул уже знакомый маленький серебряный крестик. Горло вновь перехватило.
– Ничего на словах не поведал?
Дружинник строго глянул на молодого парня.
– Он хрипел уже, когда с коня свалился. Просил передать крест соседу Ивану. Просил сказать, что дочь его жива. И что он чего-то сделать не успел. Это всё. Мы ведь в детстве друзяки с ним были, оба родом из-под Кашина. Только меня боярин на службу призвал, а Прохор, оженившись, сюда подался. Вот ведь как дружба наша закончилась, Иваша! Детей хоть много у него осталось?
– Трое. Или четверо, если Любаня на самом деле ещё…
Он не договорил, но дружинник всё понял. Насупился.
– Погоди. Дай срок! Всё им зачтётся. Ты это… скажи всё женке его сам! Найдут меня, покажу, где могилка его. Грикшей меня кличут. В младшей дружине у Кобылы я. Некогда боле, вертаться надо мне. До вечера лишь у десятника отпросился…
Он