«Кроваво-Красная» Армия. По чьей вине?. Владимир Бешанов
самих вождей, среди этих решительных людей было немало – 90 человек из каждых 100 – мерзавцев, жуликов, «бездарных и бессовестных комиссаров» и прочей «коммунистической сволочи», достойной быть повешенной «сугубо на вонючей веревке». Но именно такие и требовались: «Партия не пансион благородных девиц, иной мерзавец потому-то и ценен, что он мерзавец».
Вроде харьковского чекиста Ивановича, в полной мере подчинившего нравственность интересам классовой борьбы: «Бывало раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло – научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил – сердце каменным стало».
На досуге, напившись крови, «веселые чудовища» большевизма изливали душу в поэзии:
Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых жизней и костей.
Вот отчего, когда томятся наши взоры
И начинает страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»
Вот почему история о городке под названием Чевенгур, поведанная писателем Андреем Платоновым (1899–1951), – вовсе не роман и не гипербола, а подлинная летопись установления «высшей формы государственности» в какой-нибудь Астрахани, Архангельске или Сызрани.
«Надо поскорее начинать социализм. – Горит энтузиазмом местный председатель ревкома. – В первую очередь необходимо ликвидировать плоть нетрудовых элементов…
У Чепурного после краткой жизни в Чевенгуре начало болеть сердце от присутствия в городе густой мелкой буржуазии. И тут он начал мучиться всем телом – для коммунизма почва в Чевенгуре оказалась слишком узка и засорена имуществом и имущими людьми; а надо было немедленно определить коммунизм на живую базу… Пробыв председателем ревкома месяца два, Чепурный замучился – буржуазия живет, коммунизма нет…
А потом Чепурный захотел отмучиться и вызвал председателя чрезвычайки Пиюсю. «Очистить мне город от гнетущего элемента!» – приказал Чепурный.
«Можно», – послушался Пиюся. Он собрался перебить в Чевенгуре всех жителей, с чем облегченно согласился Чепурный.
– Ты понимаешь – это будет добрей! – уговаривал он Пиюсю. – Иначе, брат, весь народ помрет на переходных ступенях. И потом, буржуи и теперь все равно не люди: я читал, что человек, как родился от обезьяны, так ее и убил. Вот ты и вспомни, раз есть пролетариат, то к чему ж буржуазия? Это прямо некрасиво!
(Запись из дневника Короленко от 29 марта 1918 года: «Разговор с заместителем начальника ЧК Украины о массовых безрассудных расстрелах: – Товарищ Короленко, но ведь это же на благо народа! – и пытливо смотрит на меня».)
Пиюся был знаком с буржуазией лично: он помнил чевенгурские улицы и ясно представлял себе наружность каждого домовладельца. Кроме того, Пиюся знал их способ жизни и пропитания и согласен был убить любого из них вручную, даже без применения оружия. Со дня своего назначения председателем чрезвычайки он не имел душевного покоя и все время раздражался: ведь ежедневно