Русская правда. Язычество – наш «золотой век». Лев Прозоров

      Начнем, читатель, со знакомства с главными героями моей книги.

      «И нача княжити Володимеръ в Киев… единъ, и по-стави кумиры на холму вн… двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса Даждьбога, и Стрибога, и Семарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще я богы»…

      Так говорит «Повесть Временных лет» под 6488 годом от сотворения мира, по нашему летоисчислению – 980. Через три года вокруг этого самого капища произойдет до крайности странная история: сын некоего крещенного в Византии варяга Феодора Иоанн примет участие в выборе по жребию жертв Перуну после удачного похода на ятвягов. Поскольку даже христианские писатели не берутся утверждать, что к этой жутковатой лотерее киевляне кого-то принуждали насильно, мотивы юного христианина не ясны мне совершенно. Юношеская тяга к риску, к экстриму, как сейчас принято выражаться, взыграла, что ли? Выиграет – что называется, «по закону подлости». Бросится искать убежища на отцовском дворе. Оскорбленные киевляне явятся туда за ним – и услышат от отца горе-экстремала оскорбления в адрес своих Богов. И Феодор, и его сын будут убиты разъяренной толпой. Еще через пять лет князь, возведший святилище и чтивший его человеческими жертвами, предаст древних Богов и прикажет разрушить возведенное им восемь лет назад святилище. Но пока пять Богов высятся за оградой теремного двора киевских князей.

      Это свидетельство летописи по-настоящему неповторимо. Ни в ней, ни где-либо в других русских источниках мы более не находим описания святилищ наших Языческих предков. Более того – в русской средневековой книжности мы нечасто встретим и сами упоминания Языческих Богов. Собственно, в летописи, кроме этого места, они упоминаются разве что в договорах Языческой Руси с Византией (точнее, один из них, Перун), то бишь в цитате из другого документа. Более того, в почти единственном жанре средневековой русской литературы, кроме летописи, который упоминает «кумиры» язычников, в жанре, в котором без них просто не обойтись – в поучениях против язычников и двоеверцев – списки Богов явно отдают «списыванием» с летописного перечня кумиров, возведенных будущим крестителем Руси. Судите сами, читатель:

      «Слово об идолах»: Перун, Хорс, Макошь и Вилы (в виду, конечно же, имеется не сельхозинвентарь, а крылатые девы, своего рода воздушные русалки, культ которых прожил значительно дольше у южных (сербы, болгары) и западных (чехи, моравы) славян. Под слегка измененными именами они попали в либретто балета «Жизель» (виллисы) и… одного из романов о Гарри Поттере (вейлы). В ином месте того же «Слова об идолах» – Перун, Хорс, Макошь, Переплут, Род и Рожаницы.

      «Слово христолюбца»: Перун, Хорс, Макошь и Вилы, Симаргл, Род и Рожаницы.

      «Слово Иоанна Златоуста»: Перен, Хуре, Макошь. В ином месте – Стрибог, Даждьбог, Переплут.

      И уж конечно, влияние этого перечня заметно там, где и рассказывают про Владимира – в его житии («и изби вся идолы: Перуна, Хърса, Даждьбога, Мокошь и прочая все идолы»), в «Памяти и похвале» Иакова Мниха («поганьекы Богы, паче же и бесы, Перуна и Хъроса, и ины многы попра»).

      Слово сказано – «бесы». Именно в этом причина поразительной сдержанности рассказывающих о Язычестве книжников, чаще всего – людей церковных. Для средневековых христиан Боги их Языческих предков – и немалого числа современников – отнюдь не были какими-нибудь безобидными «литературными образами» или «олицетворением явлений природы». «Боги языцей – бесы!» возглашает верховный авторитет христиан, считающееся вдохновенным самим Господом Священное писание. И Ветхий Завет, и Новый вполне единодушны в этом вопросе (Втор, 32, 16–17, Пс. 105, 37, Коринф, 10, 20). А потому – «Не вспоминайте имени богов их» (Ис. Нав. 23, 7) и «не помяну их имен устами моими» (Пс. 15, 4). Что ж, по-своему разумно – ведь до сих пор говорят: «Помяни черта – и он явится».

      Еще в XVII веке безымянный автор Густынской летописи и создатель «Слова об идолех Владимировых», окрестившийся в православие прусский выходец И. Гизель сочли совершенно необходимым подчеркнуть, что описываемые ими Боги – «бесы», «пекельные» – т. е. адские Боги. Авторы сразу заявили, что говорят об этом «бесовском отродье» не как о достойных воспоминания, но ради доказательства «дьявольской» и «безумной» природы Язычества.

      Вот как долго христианские авторы обставляли извинениями и «идеологическими» экивоками всякое упоминание о Языческих Божествах[1]!

      Надо сказать, суровое отношение к их упоминанию – даже чисто литературному – церковь сохранила до «просвещенного» XVIII столетия включительно[2]. В 1786 году архиепископ Платон объявил «сумнительными и могущими послужить к разным вольным мудрствованиям» романы о Языческой Руси Василия Левшина, бывшего своего рода предтечей нынешнего «славянского фэнтези» и вдохновившего Пушкина на поэму «Руслан и Людмила». И если сегодня даже, в начале XXI века, иеромонах Василий Уткин пишет «под именем Перуна и Святовита поклоняется он (язычник – О.В.) реальным духовным силам ада», то можно себе представить, насколько серьезнее все было в Средние