Русская правда. Язычество – наш «золотой век». Лев Прозоров
(все тот же Аничков), то черниговско-северским (польский исследователь Хенрик Ловьмянский).
Если Вас, читатель, изумит этот странный аукцион, на котором славянские ученые словно старались побыстрее сбыть на сторону Богов своих предков, я охотно объясню, в чем дело. Дело во времени. Вторая половина девятнадцатого столетия и первая половина столетия двадцатого были временем величайшей смуты в умах – смуты, которая с неизбежностью выплеснулась в 1917 году на просторы реальной России и залила их кровавым потопом. Со смертью государя-рыцаря, железного императора Николая Павловича, умы русского общества охватило брожение, вылившееся в два основных направления: западничество и славянофильство. Западники, либералы-прогрессисты, не находили ничего хорошего в прошлом России, наблюдая там одну дикость и отсталость. Во имя прогресса России следовало, по мнению этих господ, как можно скорее отказаться от всех «пережитков прошлого» и как можно больше подражать таким светочам прогресса, как Англия и Франция. Славянофилы-почвенники, напротив, смотрели на западные народы, как на чужаков, и видели спасение России в возвращении к православным ценностям и объединении под знаменем этих ценностей всех славян, коим надлежало (исключительно по мнению славянофилов, сами славяне, особенно поляки, относились к этим проектам без всякого энтузиазма) слиться в единой братской семье под сенью православного креста и скипетра русских царей – вкупе с «братскими» инородцами Сибирской тайги, Кавказских гор, болот Карелии и Поволжья, кочевников степей и тундр. Казалось бы, ничего общего у этих течений быть не могло – однако не все было так просто. Много позже один из этих людей сравнил их споры с образом византийского орла, герба империи: «Головы смотрели в разные стороны, но сердце билось об одном». Вот уж воистину… как только доходило до дела, яростно спорившие «мыслители» оказывались полностью единодушны. Это проявилось, скажем, в изумительных по бессмысленности балканских войнах. Русских парней-рекрутов из нищих, лапотных, завшивленных, неграмотных русских деревень отправляли погибать за сытых усатых «братушек» из чистеньких благополучных домов под добротной черепичной кровлей, не торопившихся не то что погибать за «славянско-православное братство» или «во имя торжества прогресса над османским мракобесием», но даже и делить щедро намазанную коровьим маслом кукурузную лепешку с полуголодным русским солдатиком. И, однако, ни западники, ни славянофилы своего протеста не выказали. Одних устраивало то, что солдаты «отсталой» России гибнут во имя интересов «прогрессивных» Франции и Англии. Других – все то же «братство», до которого никому, кроме них, дела не было – ни сербским князьям, проигрывавшим друг дружке в карты пожертвования русских добровольцев. Ни бугаям-болгарам, прятавшим зерно от русских фуражиров и рассыпавшимся по подвалам и кукурузным полям при первом появлении на горизонте турецких войск. Ни матери какого-нибудь Прошки или Федьки, разорванного бомбой или поднятого на турецкие штыки за тридевять земель от родной