Вопль археоптерикса. Татьяна Тихонова
уже плыл к берегу.
Выбрались на песок. Федин полез в ивовые заросли, решив, что оттуда сподручнее достать будет, но скоро выбрался обратно.
– Не подойти, – хмуро бросил мне.
– Веревки нужны. Зацепим и вытащим, – сказал Алексей.
– Голова, – тихо, себе под нос, прошипел Федин.
На перекате вода галькой играла, уныло что-то брякало в качающемся на волне мотоциклете. Мне это брожение по берегу надоело.
– Я в деревню! – крикнул, и Федин мрачно кивнул. До деревни было рукой подать. Дорога шла вдоль берега, я и не заметил, как добежал. Возле деревни, из тумана, над полем, заячий треух выплыл. Потом лошадиная морда появилась, потом и вся лошадь. Но это туман полз от реки, а лошадь с пастухом на месте стояла.
Пастух мне лошадь и одолжил, и веревку отдал – отвязал корову. Я чуть не наступил на лежавшую в траве козу, она мекнула, ей ответила еще одна. Вот и все стадо. Война.
Как я на лошадь забрался, не помню. Помню, пастух что-то крикнул, показал, как вправо-влево поворачивать, как тормозить, и шлепнул крепко по крупу. Лошадь вздрогнула, фыркнула длинно и пошла, пошла…
Я сдуру наподдал пятками, ход прибавился. Рванули по кочкам рывками, вспомнилось, что должно бы быть седло, но седла не имелось. Мы с конем скакали в тумане, я видел только гриву, прядающие уши и слышал топот копыт. Вскоре показались прибрежные кусты, прямо по курсу. Натянув повод, я бормотал: «Стоять, стоять, мой хороший, кому сказал, мерин сивый, костей ведь не соберем…»
Что из всего этого сработало, не знаю, но лошадь встала посреди тумана. Ничего не видать. И тут хриплое дыхание, маты и топот заставили меня скатиться вниз на раз-два. Шагах в десяти на песке барахтались Федин и Морозов. Не понять, кто где. Вот Морозов извернулся, рубаха затрещала, и штурман сверху заехал кулаком в глаз старшине. Слабо заехал. Федин подскочил и с налету вроде как в зубы… нет, промазал. Но все равно молодец, отбивался, хоть я и за Лешку, но по справедливости – молодец. А Лешка прижал ординарца локтем мордой в песок.
– Каз-зел… – прохрипел Федин.
Морозов принялся лупить старшину молча, в лицо. Федин вывернулся, вскочил и отлетел прямо на меня, развернулся и с разворота врезал мне по скуле. Я – ему.
– Отставить! – прохрипел я сквозь смех, тут же поскользнувшись на мокрой глине и повалившись сверху на них.
– Есть отставить! – вразнобой отозвались участники побоища.
Федин сплюнул. Посмотрел на Алешку, на меня, махнул рукой и, качая головой, полез в воду. Приговаривал:
– Ну, Верка…
Я держал конец веревки – привязать ее было не к чему. Спросил:
– Что это ты его бить надумал?
– Да он сам налетел, сверху, так же как и ты, – ответил штурман. – Одурел совсем от ревности.
– Так я поскользнулся.
– Да? – Алексей даже веревку из рук выпустил. – Ну, может, и он поскользнулся.
Уже светало, когда мы вытащили «утопленника», отвели моего так и не пригодившегося Росинанта и почти шепотом катили мотоциклет