Люди под кожей. Ольга Миклашевская
тянется к мочкам ушей, но едва касается металла, как по коже проходит электрический разряд.
– Ауч!
– Что такое? – Несмотря на то что Лев сейчас больше похож на мокрого котенка, чем на человека, против добродушной природы не пойдешь. – Холодно? Я бы предложил куртку, но моей сейчас только покойников согревать.
Тяжелая, мокрая верхняя одежда и правда не оставляла сомнений, что согреть в таком состоянии сможет разве что только в аду.
Дарья задумчиво трясет головой.
– Да нет, – говорит она, – так, ерунда.
– А что у вас… у тебя, – тут же поправляется парень, – с глазами? Вы нечистая сила какая, или что?
Говорит он все это скорее в шутку, но в глубине души, равно как и Дарья, знает: шутить здесь не над чем. Склизкое, тяжелое предчувствие тонкой лентой струится по телам обоих. Если бы не ночная прохлада и ледяная вода Москвы-реки, оба замерзли бы только от одной мысли об этих сверхъестественных ужасах.
Спустя несколько секунд молчания – не неловкого, вполне себе естественного – Дарья поджимает губы и произносит:
– Не знаю, сама бы не прочь узнать. Помню только, как долго не могла заснуть. А может, заснула?.. Не вспомню уже. Может, у меня лунатизм?
А что, вполне простое, земное объяснение всепоглощающего ужаса, который женщина ощущала все это время где-то в районе живота. Там как будто поселился кто-то маленький и властный. Он командовал ее телом; словно у марионетки, заставлял руки и ноги двигаться в пространстве; временами даже говорил своим хриплым, скрипучим голосом через ее уста.
– Может быть. У меня вот бабушка по этой части. Верит во все приметы, гадания и прочую чепуху. Она из деревни глухой, так у нее вокруг дома на заборе развешаны горшки кверху дном. Мне порой эти горшки человеческие головы напоминают.
Дарья не удерживается от легкого – нервного – смешка.
– Классная у тебя бабушка. Я свою помню плохо. Сейчас не отказалась бы от любого живого родственника, кроме родителей. С подругами о таких вещах не поговоришь.
– О лунатизме?
«Как же, – с грустью думает про себя женщина, – о лунатизме».
Им больше не о чем говорить. Между ними не только разница в возрасте, семейное положение, пол и даже сферы деятельности. Только вот ни один не торопится покинуть место неудавшегося самоубийства, потому что чувствует – этой ночью у них больше общего, чем у близнецов в утробе матери.
– Так зачем ты хотел прыгать?
Лев опустошенно смотрит в черную почву у того места, где он сидит.
– Я не знаю, как объяснить… Мне казалось, это не я. Все мое существо сопротивлялось тому, что я сделал сегодня. Не бог весть какой ужасный проступок – подрался с коллегой по работе, – объясняет мужчина, наткнувшись на непонимающий взгляд собеседницы. – Только вот у меня после этого внутри как будто что-то сорвалось. Я словно нажал красную кнопку, знаешь, на таких обычно написано «не нажимать». Плохо помню, что было потом.
– Может, у тебя тоже лунатизм?
Конец