Обратный путь из невозвратного. Сергей Николаевич Огольцов
правду говорит, что ты уже больше не приедешь?
– Да.
– Никогда-никогда?
В голосе слезы, влага в глазах. Пора менять тему:
– А с тёткой у тебя как?
– А никак. Она и здороваться не изволит. В трамвае один раз даже отвернулась. И муж её мог бы дать моему работу в Москве. Отсюда много ребят ездят, там можно в день 20 долларов заработать.
– Не может её муж дать твоему работу возле себя.
– Почему это?
– У него там своя жизнь и лишние свидетели—которые потом сюда вернуться—ему ни к чему. Ну, а тётка тебе просто завидует.
– Чему завидовать? Что без работы сижу? Еле-еле на мужнину зарплату тянем.
– Дом у неё в коврах, это верно, и в гараже свекрови французская иномарка стоит, которую муж из Москвы пригнал. Только они беднее вас.
– Чем это?
– Молодостью.
В глазах её взблескивает огонек гордости. Ведь и вправду – владелица несметного богатства; на ближайшие десять лет.
– А с тёткой ты помирись.
– Не захочет она.
– Ещё как захочет. Всякая женщина мечтает иметь дочку, а у неё только сыновья.
– А в трамвае тогда отвернулась.
– Это когда было?
– Не помню. Зимой. В феврале, кажется.
– Значит просто не увидала. В феврале ей, знаешь, как трудно было? Муж в Москве, свекровь в больнице, а тут в один день и свёкор умер и Владя.
– А Владя тут причём?
– Ну… он любовником её был.
– Владя?!. А муж?!
– Так это ещё до мужа… Первым.
Тогда сестра моя молодостью была богаче, чем моя дочь сейчас.
В одну и ту же реку нельзя войти…
Чепуха. Всё наоборот. Из реки этой выходить нельзя.
Потом я провожаю дочь к ней домой и одолживаюсь их велосипедом, чтоб утром довезти свой багаж от родительского дома до их дворика, откуда до ЖД вокзала рукой подать.
Вернувшись, я застаю ещё два велосипеда приткнутые у калитки дома родителей.
Мой брат и ещё один давний друг пришли попрощаться.
Друг всё порывался сгонять за самогонкой, но обошлись просто долгим разговором на троих, к которому присоединился мой отец.
Тематика, почему-то, была всё больше военной.
Брат вспоминал два года крутой службы на пусковых площадках Байканура.
Друг про то, как один раз на учениях он уполз с поста, лакомясь ягодами стелющейся ежевики.
Так и переползал от кусточка к кусточку, пока не уткнулся в чёрные офицерские сапоги стоящего над ним командира роты.
Отец мой подпустил морской романтики.
Как он получил увольнение на берег, но загулялся и опоздал к последнему катеру.
А утром их минный тральщик уходил в поход – расчищать Чёрное море от наставленных там немецких и советских мин.
И вот, чтоб не оказаться в дезертирах, он на рассвете привязал ремнём одежду к голове и поплыл вольным стилем к своему стоящему на рейде кораблю.
Но капитан его приметил и приказал убрать штормтрап,