Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая. Рахман Бадалов
быть сумасбродной и безрассудной, она напишет в дневнике, «надо рисковать, чтобы знать свои пределы», но это даётся ей не легко, поскольку, несмотря на браваду, она ранима и уязвима.
Как выяснится позже, «пределы риска» молодого парижанина сильно занижены. Он не выдержит годичной разлуки, останется под опекой своей деспотичной мамаши, признаваясь себе в этом или не признаваясь. Внешне он будет казаться раскованным, элегантным, способным покорять женщин, во многом деликатным и чувствительным, но так и не поймёт, что такое подлинная внутренняя свобода. В нём больше лицемерия (всё тот же результат заниженных пределов риска), чем в самой традиционной, внешне консервативной валлийской женщине.
Только и остаётся ему высказать «глубокомысленную» фразу, которую высказывали и (увы!) будут высказывать многие мужчины, до и после него:
«что такого в этих женщинах, что такого, чтобы я не знал».
Мне трудно сказать, сознательно ли иронизировал Трюффо над бравадой молодого парижанина, не подозревающего как низок его «порог риска», как далёк он от подлинной внутренней свободы, или как всегда у него всё сводилось к архетипу[140] «решительная женщина – жалкий мужчин».
Во всяком случае, французский дух, это не только свобода и Марианна как образ свободы[141], но и традиция скепсиса, которую мы вправе назвать Вольтеровской[142].
Есть много фильмов о том, как снимается кино. Самый известный из них «8 1/2»[143] Федерико Феллини»[144]. Но, пожалуй, самым пронзительным, остаётся фильм Франсуа Трюффо «Американская ночь», не только о том, как снимается кино, но и о том, что такое «жизнь» (на время возьмём эту «жизнь» в кавычки) в свете прожекторов, когда можно ночь превратить в день[145].
Трюффо снял фильм-исповедь, сам снялся в роли режиссёра в этом фильме, чтобы не только всей своей жизнью, но и конкретным фильмом, ответить на вопрос «действительно ли кино важнее жизни?».
Действительно ли эта придуманная, искусственная жизнь, где всё не настоящее, где стоит отойти от света прожекторов и всё окажется иначе, менее «действительная», чем другая жизнь, где многое предустановлено, где многое, не менее, искусственно. Большинство людей сочтут сам вопрос нелепым, но «большинство» не всегда главный аргумент.
Трюффо не ищет глубокомысленных ответов, не пытается кому-то навязать своё мнение, он прекрасно понимает, как смешны все эти люди на съёмочной площадке, смешны в своей ранимости, в своей беззащитности, капризности, как смешон режиссёр в фильме, пытающий управлять всем этим «табором», этакий Господь Бог на время «американской ночи».
Как смешон, наконец, он сам, Франсуа Трюффо, клоун, паяц, заменившей собственную жизнь жизнью в кино.
Он и не пытается притворяться, ваше дело соглашаться с ним или не соглашаться, его дело заниматься своим делом, которое для него сама жизнь. Он любит ситуацию