Гиблое дело. Евгений Евгеньевич Сухов
мне подробно, как все происходило, – дружелюбно попросил Воловцов.
– Через два с половиной часа по заступлении мною на дежурство, я услышал стук в дверь, – ровным голосом начал повествование Подвойский. – Я открыл и увидел на пороге молодого человека лет двадцати пяти. Он был трезв, как стеклышко, однако изрядно замерзший, и вид имел очень нездоровый.
– Как вы все это определили? – воспользовавшись паузой, спросил судебный следователь Воловцов.
– У него блеск в глазах был такой… не совсем хороший что ли, – немного подумав, ответил Подвойский. – Еще его бил озноб, – добавил унтер. – И он все время шмыгал носом.
– Понятно, – констатировал Иван Федорович и кивнул старшему унтер-офицеру, что означало приглашение продолжить. – Продолжайте.
– Когда я ему открыл дверь, то он сразу заявил, что его следует немедленно заарестовать, – охотно заговорил унтер-офицер Подвойский. – Я для начала, как и положено, попросил его представиться, и он назвался московским мещанином Иваном Александровым Колобовым. Он вошел, я попросил его покуда присесть, полагая, что у него зашел ум за разум, и, немного оклемавшись, он поймет, что несет чушь, повинится и уйдет. Знаете, – глянул на Воловцова старший унтер-офицер, – таких граждан к нам иногда заносит, которые вдруг признаются в законопротивных проступках, которые на самом-то деле они никогда не совершали. В основном, это нездоровые на голову люди, отпущенные из психических клиник, поскольку опасности никакой они не представляют. Случается, таких людей и не отличишь от здоровых. Вот как этого Колобова, к примеру.
– Да, такое бывает, – согласился с Подвойским Иван Федорович. В его следственной практике было несколько случаев самооговора, но более всего запомнился один…
* * *
Дело об убиении мещанки Анфисы Петровой и ее троих детей в Третьем Лаврском проезде два года назад наделало немало шума. Вся Москва следила за ходом этого расследования из газет, ведь городской обыватель весьма падок до всего такого, где имеется романтическая подоплека, какая-то загадочность или жестокое преступление. И ежедневная пресса просто рада потакать подобным запросам публики, а там самым значительно увеличить тиражи продаж, а стало быть, и собственный доход.
Тогда, два года назад, Иван Федорович всего-то два месяца как был переведен из Рязани в Первопрестольную на службу в Департамент уголовных дел Московской Судебной палаты с предоставлением должности судебного следователя по важнейшим делам. Ему положили оклад в семьсот пятьдесят рублей в год и предоставили казенную квартиру в одном из Кавалерских корпусов Кремля, где проживали сенатские и судебные чиновники. Вскоре Воловцов получил чин коллежского советника, соответствующий чину пехотного полковника. После чего ему стали поручаться дела, подпадающие по своей значимости и общественному резонансу в разряд "важнейших".
Дело об убиении мещанки Анфисы Петровой и ее троих детей попало в категорию "важнейших" после того, как наделало в Москве весьма много