Момент сближения. Роза Абрамовна Шорникова
использованную ватку в специальную ванночку, – врачи-то все в операционной, а вы тут падаете. Еле успела подхватить. Я же вам говорю, теперь уже все в порядке. Жить будет. Врачи у нас классные! Не волнуйтесь. Завтра сами увидите.
– Спасибо, – еле слышно прошептала Кира. – Можно я еще немного посижу, сил нет идти.
– Посидите, – добродушно ответила девушка. – Может, какая из наших машин в вашу сторону поедет, подбросит.
– Спасибо большое, – еще раз поблагодарила Кира и снова закрыла глаза.
Киру пустили в палату к сыну только на третий день. Травма оказалась достаточно серьезной, и он почти все это время был без сознания. Кира подошла к высокой неуклюжей кровати. Голова Алеши была вся забинтована, оставались только прорези для глаз. Одна нога в гипсе была приподнята на специальных подвесках, с обеих сторон стояли капельницы. «Рождественский Алексей Вениаминович», – прочитала Кира на перевернутой горлышком вниз поллитровой бутыли с лекарством. «Алексей Вениаминович», – повторила она про себя. – «Как взрослый». Да, вырос ее сын, ее Алешка. Он действительно уже взрослый, и ей придется с этим смириться. И, видимо, придется смириться и с тем, что в своей новой взрослой жизни он еще не раз будет пробивать лбом стену и прокладывать себе путь по тем дорогам, по которым она уже прошла в свое время. И все равно он будет идти по ним сам, веря только себе и своему опыту.
Кира с болью посмотрела на закрытые глаза сына, поцеловала синие опухшие пальцы туго забинтованной руки и вышла из палаты.
Май был в самом разгаре. Деревья щеголяли друг перед другом всеми оттенками свежей зелени. Распускалась сирень. В открытое окно больничной палаты свежий ветерок доносил задиристые трели развеселившихся птиц.
На скамейке перед окном сидела женщина и читала книжку.
– Мама! – откуда-то сбоку послышался детский крик.
Женщина повернула голову. По дорожке, держа за ручку мальчика лет пяти, шел молодой мужчина. В свободной руке у мальчика был небольшой букетик из одуванчиков. Женщина поднялась навстречу ребенку, и тот побежал к ней, рассыпая вокруг белые невесомые парашютики.
Кира почему-то вспомнила тот предновогодний снегопад, хлопьями падающий в темную декабрьскую бездну…
– Мамуль, о чем ты подумала? – услышала она за спиной голос Алеши.
– О нас, – ответила Кира, поворачиваясь к сыну.
– Не беспокойся за меня, – сказал Алеша, осторожно приподнимаясь на подушке, – я справлюсь. Обещаю тебе.
– Мальчик мой, – Кира взяла его за руку. – Будь счастлив!
– Обязательно, мамуль, – ответил, улыбаясь, Алеша. – А ты мне поможешь?
Живем!
Папе посвящается
Зеркальный зал одного из самых престижных московских ресторанов зашелся в неугасимом веселом фрейлахсе. Хрустальные люстры под потолком сотрясались от этого огненного танца, сбрасывая с себя разноцветные искры, которые сыпались во все стороны и терялись в складках темно-синего бархата