Мальчик в свете фар. Самюэль Бьорк
останавливалось. Словно рассеивались облака. Словно холодная зима превращалась в лето. Словно мира снаружи не существовало. Курт даже не понимал, влюблен ли он в саму девушку или только в голос.
В нее. В нее. Конечно же, в нее. Он не мог спать. Не мог дышать. Он с трудом подносил саксофон к губам.
Квартет Нины Уилкинс.
Они встретились на джазовом отделении консерватории в Тронхейме. Лучшая школа в стране для молодых исполнителей его калибра. Взяли с первой попытки. Сколько саксофонистов было на пробах? Много, очень много. И кто поступил сразу же? Прошел все три пробы, легко и просто, да так, что ему аплодировали стоя? Он. Курт Ванг. Долговязый застенчивый парень из столичного района Манглерюд, где мальчики считались мальчиками, только если играли в хоккей. Его должно просто распирать от гордости. Ему дела не должно было быть до этой джазовой певицы, наполовину шведки. Таких было много в Тронхейме – очаровательных, очень талантливых девушек. Но нет. В первый раз, когда он услышал пение Нины Уилкинс, его колени превратились в желе, и с тех пор он чувствовал себя маленькой собачкой. Нет, господи, не собачкой, он был сам себе хозяин, просто несколько слабовольный.
И неспособный мыслить ясно.
Она предложила переехать в Осло, всей группой, и он кивал и говорил – да-да, конечно.
Хотя ему очень нравилось в Тронхейме. Квартира в Мелленберге, бары, клубы, кафе «Девять муз», букинистические магазины, неформалы… Потрясающий город. С чертовски вдохновляющей джазовой атмосферой.
Она предложила заменить Мюлле на другого ударника, португальца, о котором он даже не слышал. Да-да, конечно, Нина, если ты так хочешь.
Хотя они с Мюлле всегда играли вместе, они были как близнецы, импровизировали на пару, словно две головы на одном теле.
Она предложила, чтобы они играли больше на саксофоне сопрано, немного отложить тенор, подняться на октаву выше, светлее, резче, более неистово, как делал Джон Колтрейн в конце эпохи Майлза Дэвиса. Непременно. Конечно, Нина. Конечно, он будет играть на сопрано, он же всегда так и хотел, разве нет?
Нет, это его мать так хотела. Ян Гарбарек на виниле в гостиной в Манглерюде, сам он всегда больше любил полноту тенора.
Да, черт побери, ему нужно взять себя в руки. Больше так дело не пойдет. Квартет Нины Уилкинс. Нина. Нина. Нина. Голос, заполонявший его голову, где бы он ни был.
Во всяком случае, после того как португалец прибыл в Осло. Новый ударник. Достаточно хорош, безусловно, дело не в этом. Техничен. Мягок. Музыка во всем теле, но лучше ли Мюлле? Нет, он так не считал. Черт, каким же он был дураком. Он должен был предвидеть это за много миль. Нина с португальцем. Крепкие объятия на диване. Горячие поцелуи во время репетиций. Рука об руку они шли по улице в «Бло».
Ему следовало покончить с этим. Сказать, что с него хватит. Конечно же, следовало. Если он считает себя мужчиной. Но, черт, как он мог?!
Тот голос.
Боже, какой голос.
Как мед и наждачная бумага.
Как ответ на загадку.
Каждый раз, когда она начинала петь.
Поэтому