Девочка, которая лгала. Марина Серова
дама польщенно улыбнулась:
– Благодарю вас, Женя. Не все согласятся с вами, – и дама бросила колючий взгляд на мужа.
Сташевич собрался что-то сказать, но супруга его опередила:
– Ах да, вас ведь ждут дела! Думаю, в кабинете вам будет удобно. Я провожу, – и Маргарита Максимовна зацокала каблучками по маслянисто блестевшему паркету.
Нам с адвокатом ничего не оставалось, как последовать за хозяйкой дома.
У дверей кабинета Сташевич все-таки решил перехватить инициативу:
– Марго, нам с Евгенией нужно поговорить. Без свидетелей.
Хозяйка обиженно поджала губы и скомкала жабо сиреневой блузки:
– Я, кажется, никому не мешаю, Иосиф…
Обернувшись ко мне, Маргарита Максимовна вздохнула:
– Бедная Лизонька, мы так ее любили… но после гибели Лёни она так и не смогла оправиться…
Я сделала непроницаемое лицо. Понятия не имею, кто такая Лизонька. Не говоря уже про Лёню.
Маргарита Максимовна прикрыла рот узкой ладонью, довольно неправдоподобно изобразив испуг:
– Ох, простите, я, кажется, вмешиваюсь не в свое дело…
Я обратила внимание, что руки хозяйки изуродованы артритом, а кольца на пальцах обошлись Сташевичу в небольшое состояние.
С ангельским терпением адвокат выпроводил супругу, закрыл за ее узкой спиной тяжелые дубовые двери и прислонился к створке с видимым облегчением на лице.
Я уселась в кресло для посетителей и сделала вид, что разглядываю коллекцию гравюр на стенах кабинета. Чужие семейные проблемы меня волнуют мало – до тех пор, пока речь не заходит о работе.
– Вы должны извинить Маргариту, Евгения, – обратился ко мне юрист. – С тех пор как она была вынуждена уйти на покой, Марго чувствует себя несчастной. Артрит лишил ее всего – любящих учеников, аплодисментов, ощущения своей нужности…
Я терпеливо ждала, пока Сташевич выговорится.
Наконец пожилой юрист тяжело опустился в массивное кожаное кресло у дубового стола. Оказавшись в привычной обстановке, Сташевич подобрался, принял деловой вид и словно бы даже слегка помолодел.
Да, ему на пенсию точно рановато.
Юрист нацепил на нос очки в золотой оправе, выдвинул ящик стола, вынул пакет из белоснежной бумаги, достал из него и выложил на стол несколько рукописных листков.
– Вот, собственно, причина, по которой я был вынужден потревожить ваш покой, – с некоторым пафосом произнес Сташевич.
– Ага, это и есть работа на усопшего клиента? – деловито осведомилась я.
Не люблю терять время даром, а Сташевич всегда был склонен к театральным эффектам, долгим паузам и прочему. Хотя это только декорации – на самом деле он вполне деловой дядька…
Юрист на мгновение сбился – я, как всегда, собиралась сломать предложенный сценарий, – но тут же взял себя в руки и продолжил:
– Это завещание ныне покойной дамы, отмечу, весьма состоятельной. Некогда она проживала в Тарасове – отсюда наше близкое с ней