Всей землёй володеть. Олег Яковлев
нас начнут искать.
Он резко повернул коня и стегнул его плетью.
Гертруда мчалась за ним следом, задорно крича:
– Ты говоришь, как монах, князь Хольти! Да, да, как монах!
Она громко, заливисто хохотала.
– Монах! Монах! – словно эхо, звенели в его ушах её слова.
Глава 18. Щель в двери
Как одно мгновение, пролетели для утонувшего в пуховых перинах Всеволода часы сна. Наконец, он пробудился, будто от резкого толчка, и, протерев глаза, с недоумением огляделся. За косящатым оконцем горела багрянцем вечерняя заря. Зевнув и набожно перекрестив рот, Всеволод поднялся на ноги. Стал неторопливо одеваться, слыша за дверями покоя шум шагов и негромкие голоса. Десница безотчётно потянулась к сабле в серебряных ножнах. Ощутив холод булатной рукояти, князь немного успокоился, одёрнул себя: «Что за глупости на ум идут?! Чего бояться?! Кого?!»
Подошёл к ставнику с иконами, положил крест, горячо зашептал слова молитвы.
«Грех ведь! Грех створил тяжкий!» – подумалось со страхом.
Предательский холодок пробежал по спине, руки задрожали, колени как-то сами собой подкосились и с глухим стуком ударились о дощатый пол.
В унылой тишине молился Всеволод, с надеждой и тоской взирая на лик Спасителя. Казалось, Бог смотрит на него и скорбит о его сгубленной по глупости душе. Трепет охватывал князя. Это потом, после ничего не останется, кроме ожесточения, ненависти, жажды мщения и безудержного честолюбия, сейчас же любой проступок вызывал неприятие, ужас, Страх Божий в сердце, благоговение перед вышней несокрушимой силой и волей. Хотелось плакать, рыдать, умолять о прощении, клясться, делать что угодно, только бы смыть с души позор и грязь.
За спиной послышалось тихое шуршание, скрипнула и затворилась дверь.
Евнух в чёрном опустился на колени, тенью распластался на полу.
– Не вели казнить, архонт. Проведал я, покуда ты спал… Твой племянник, Ростислав, сын Владимира, твоего покойного брата, у княгини Гертруды. Вчера ещё был, до нас, тайно.
– Ростислав?! – Всеволод аж подскочил от удивления. – И откуда его принесла нелёгкая?! Вроде сидел тихо-мирно в Новгороде, потом на Волынь перебрался. Не узнал, что ему надо?
– Не всё, архонт. Знаю одно: с киевской княгиней он греху предаётся.
Спокойный, вкрадчивый голос евнуха вывел князя из себя.
– Что?! Врёшь, скотина! Врёшь! Врёшь! – Всеволод схватил скопца за грудки и стал яростно трясти его, слыша, как бессильно клацают у того во рту зубы.
Отшвырнув соглядатая в угол, князь выскочил из палаты в тёмный переход. Ярость прошла, уступив место чувству гадливости – как мог он польститься на ласки развратницы-польки?! Или не видел, как вела она себя с баронами на пиру?!
– Эй, иди сюда! – окликнул он евнуха. – Показывай, где, что видел.
Скопец угодливо улыбнулся, вытер капли крови с лица и безмолвно пошёл вперёд. Они крались по гульбищам, холодным переходам, взбирались по крутым лестницам, спускались, снова шли. Наконец, оказались в узкой светлице с окнами, выходящими в сад.
Евнух