Пианист. Владислав Шпильман
вечером домой, он не мог удержаться, чтобы невзначай не прокомментировать свой растущий круг знакомств: дескать, стоит ему только шагнуть за порог, его обступают десятками. Он просто не в силах устоять перед их дружелюбием, и у него даже затекает рука, так часто он снимает шляпу в знак любезности. На этих словах он лукаво улыбался и довольно потирал руки.
Но к коварству немцев не стоило относиться легкомысленно. Это была часть системы, призванной держать нас в постоянном тревожном страхе перед будущим. Каждые несколько дней выходили новые декреты. На первый взгляд они ничего не значили, но давали нам понять, что немцы про нас не забыли и забывать не собираются.
В то время евреям запретили передвигаться на поезде. Потом нам пришлось платить за трамвайный билет вчетверо больше, чем «арийцам». Поползли первые слухи о строительстве гетто. За пару дней они стали обыденными, посеяли в наших сердцах отчаяние и вновь смолкли.
5. Вы евреи?
В конце ноября, когда ясные дни необычно затянувшейся осени стали реже, а на город всё чаще проливались холодные дожди, мы с Генриком и отцом впервые встретились со «смертью на немецкий манер».
Как-то вечером мы втроём были в гостях у друга и болтали. Взглянув на часы, я с тревогой обнаружил, что до комендантского часа осталось всего ничего. Нужно было немедленно уходить, хотя добраться домой вовремя мы никак не успевали. Но опоздать на четверть часа было не таким уж большим преступлением, так что мы рассчитывали выкрутиться.
Мы схватили пальто, торопливо попрощались и ушли. Улицы были тёмными и почти полностью безлюдными. Дождь хлестал в лицо, порывы ветра раскачивали указатели, воздух был наполнен грохотом металла. Подняв воротники пальто, мы старались идти как можно быстрее и тише, держась ближе к стенам домов. Мы уже прошли до половины улицы Зельной, и всё вроде бы говорило о том, что мы благополучно доберёмся до места назначения, как вдруг из-за угла возник полицейский патруль. Отступить или спрятаться мы не успели. Мы так и стояли в ослепительном свете их фонарей, пытаясь придумать какое-нибудь оправдание, пока один из полицейских не шагнул прямо к нам, направив свет фонаря нам в лицо.
– Вы евреи? – вопрос был риторическим, так как ждать ответа он не стал. – Ну что ж, тогда…
В констатации нашей расовой принадлежности звучало торжество. Это было удовольствие от удачно сыгранной партии. Прежде, чем мы это осознали, нас схватили и повернули лицом к стене дома, а полицейские отступили на проезжую часть и принялись снимать с предохранителей свои карабины. Так вот как нам предстоит умереть. Всё случится в ближайшие несколько секунд, а потом мы до утра будем лежать на тротуаре в крови, с раздробленными черепами. Только тогда мать и сестры узнают, что случилось, в отчаянии пойдут разыскивать нас и найдут. Друзья, к которым мы ходили в гости, будут корить себя за то, что задержали нас слишком долго. Все эти мысли промелькнули у меня в голове как-то странно, словно