Гурджиев и Успенский. Аркадий Ровнер
человеческой эволюции очень отличаются” и что только “на сравнительно высоких уровнях развития”[227] человека можно говорить о реинкарнации или трансмиграции.
Он пробует решить эту проблему в смелом сопряжении различных пространственно-временных континуумов на стыке древнейших ведических представлений о времени с достижениями современной физики с ее “новыми идеями времени и пространства”[228], математики и геометрии, ставя вопрос о соотношении между временем и вечностью, временем и бесконечностью[229].
В подходе теософов к понятию реинкарнации он видит искажение понятия вечного возвращения. По его мнению, в древней идее вечного возвращения содержались конструктивные подходы к вопросу о природе времени. Развивая концепцию времени, Успенский обращается к концепциям “дыхание Брамы”, “дни и ночи Брамы”, кальпы, манвантары, “колеса жизни” и т. п., мало освоенным европейской мыслью. С этим комплексом идей Запад был знаком опосредованно – через учения философов-пресократиков, таких как Гераклит, Эмпедокл и особенно Пифагор. Успенский ссылается на взгляды Пифагора на идею вечного возвращения, как она выражена в комментариях Симплиция[230], пересказавшего Евдемия, ученика Аристотеля, где излагается взгляд Пифагора на два вида повторения: повторения. С одной стороны – проявляющегося в естественном порядке вещей, как, например, в повторении времен года, сменяющих друг друга, в движении небесных тел и явлениях, производимых ими, таких как солнцестояние и равноденствие, которые связаны с движением солнца. С другой строны, Пифагор говорил и о повторении абсолютном: “всегда одном и том же”, включающем точное повторение ситуаций и обстоятельств жизни. “Ибо если движения (небесных тел) и многие другие вещи повторяются, тогда то, что было раньше, и то, что произойдет потом, одно и то же. Все есть одно и то же, поэтому и время есть одно и то же”[231].
За этими двумя видами повторений Успенский распознает: 1) повторение во времени; 2) повторение в вечности. Акцентируя различие между идеей вечного повторения и идеей вечного возвращения, Успенский пишет о необходимости понять “законы времени и законы вечности”[232] и найти то состояние, в котором они не противоположны друг другу. В качестве примера такого состояния он называет “Вечное Теперь” ведийской традиции, известное как “состояние Брамы”, в котором “все пребывает везде и всегда”[233], т. е. когда каждая точка пространства соответствует точке времени и время, как и пространство, трехмерно. Символически это состояние выражается двумя наложенными друг на друга треугольниками.
Для Успенского решение тайны времени означало переход из одномерного линейного времени, идущего “из неизвестного прошлого и исчезающего в неизвестном будущем”[234] к трехмерному времени Брамы. В этом и заключалась для него цель человеческой эволюции. Его подход к идее времени
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 427.
Ibid. P. 403.
Ibid. P. 469.
Физика, 3-я книга.
Ouspensky P. D. A New Model of the Universe. P. 410.
Ibid. P. 428.
Ibid. P. 429.
Ibid.