Подружка. Виктор Улин
из-под тебя.
Она придавила горячим его живот.
– Теперь чуть назад.
Девушка передвинулась.
Светло-рыжие волосы были жесткими на вид и мягкими в самом деле.
– И как получается?
В ее голосе звучал неподдельный интерес.
– Отлично.
В самом деле, несложная«мыльница» снимала достаточно хорошо.
– Потом покажу. А вот теперь садись по-настоящему. Не торопись, я буду снимать процесс.
Деревенская рука Ларисы была крупной, в ней могла утонуть нога.
– Отпусти. Ничего не видно. Разведи пошире, я направлю сам.
Она поднялась над ним, как Эйфелева башня.
Плавно изогнутые бедра девушки расходились в разные стороны, колени сверкали у его лица.
На ровном животе темнела родинка правильной формы; чуть выше рыжего островка бежал горизонтальный след от бельевой резинки.
– Снимать будете?
– Нет.
Он вздохнул.
– Чтоб твои красивые ноги так же красиво сфотографировать, надо отойти в угол комнаты. Отрастила под два метра, надо было постараться.
Это было именно так: Ларисины безмерно длинные ноги требовали пространств.
– Наклонись, пожалуйста. Чтобы груди свисали.
– Скажете уж «свисали».
Лариса покривилась; бюст у нее практически отсутствовал.
Но после длительной работы увеличивался раза в три.
– Вот теперь начнем.
Смирнов отложил фотоаппарат.
– В меня только не надо кончать.
Процедура была отлажена до мелочей, но Лариса всякий раз напоминала об одном и том же.
Это заклинание нервировало. Он сам знал, что можно делать, а чего нельзя, и в указаниях не нуждался. Но, видимо, девица обычно имела дело с мужчинами, которых требовалось контролировать.
Наслаждаться Ларисой было скучновато, сама она не стремилась ни к чему, хотя и испытывала определенное удовольствие.
Но его тело до сих пор работало исправно, работа заняла всего несколько минут.
– Кончаю.
Он все-таки предупредил, хотя мог сделать все молча.
Девушка молниеносно соскользнула вперед, не дожидаясь, легла, укрыла его лицо светлыми волосами – шершавыми и душистыми, недавно вымытыми.
– Все…
Его дыхание почти не сбилось.
– Хорошо. Дай тебя поцелую.
Приподняв голову, Лариса молча подставила губы, слегка прикусила.
Удовольствие спало, Смирнов уже не понимал, зачем все это нужно.
Девушка в постели, фотографии, выбор элементов.
Наверное, жизнь обошлась бы и без таких приключений.
И стала бы более прекрасной, хоть и не столь удивительной.
Она и была прекрасной сама по себе.
Веял ветерок, за приоткрытым окном сладостно шелестели листья дикого винограда, сквозь них пробивалось солнце.
Смирнов не видел, но представлял, как его блики прыгают по девушкиным ягодицам.
Возможно, в таком положении они выглядели фотогенично.
Лариса шевельнулась; лежать ей было не слишком удобно.
– Осторожно!
Он тронул ее бедра, загорелые до границы шорт.
– Переляг, я встану, вытру тебе спину, а то затечет куда не нужно.
Чуть приподнявшись, она сползла в сторону.
– Полежу так, вытирать не нужно. Пусть впитается, полезно для кожи.
Летнее солнце плясало по ее влажной спине даже веселей, чем он предполагал.
Запах удовлетворенного сладострастия стоял плотной массой, узоры вылинявших обоев дрожали в глазах.
Подумалось, как хорошо было бы вернуться в молодость и наслаждаться самым простым.
Но снова стать молодым не мог никто.
Мог лишь испытать иллюзию.
– Жаль, вы в презере не можете.
– Не не могу, а не чувствую. Не забывай, я гожусь тебе в отцы.
На ее пояснице блестела пузыристая лужица.
– Фотографии посмотреть хочешь?
– Ага.
Лариса очень аккуратно повернулась к нему лицом.
Он протянул аппарат, пропахший всем, чем угодно, поскольку фотографировались они, не заботясь об испачканных руках.
Зачем Смирнову требовались эти снимки, он тоже не знал.
Но получал определенное удовольствие, снимая девушку и себя вместе с ней и само их слияние,