Старые долги. Игорь Ревва
зовут Тсар-Киркс-Тсир, – прерывающимся голосом сказала девушка, просто для того, чтобы хоть что-то сказать.
– Тебя сейчас зовут «Заткнись», – оборвал её имперец. – И будь добра соответствовать своему имени…
Он расстегнул на ней брюки и осторожно стянул их вниз, обнажив рану на бедре. Напитавшаяся кровью ткань успела уже присохнуть к краям раны и сейчас отдиралась с противным треском. Края раны опять разошлись и начали кровоточить, ногу снова пронзила острая боль. Тсар-Киркс-Тсир закусила губу и застонала.
– Разрезал бы… – проворчала она.
– Нельзя, – спокойно ответил имперец.
– Почему?! – удивилась Тсар-Киркс-Тсир.
– Потому что я тебя сейчас заштопаю, – ровным голосом и не глядя на неё говорил он, – потом дам тебе отдохнуть до утра, а потом вышвырну тебя наружу. А куда же ты пойдёшь без штанов?! Здесь тебе не ферма на Второй Ксиона, здесь без штанов нельзя…
– Много ты знаешь, – хлюпнула носом Тсар-Киркс-Тсир, – как там на Второй Ксиона.
– Как тебя зовут? – опять спросил имперец.
– Тсар-Киркс-Тсир, я тебе уже говорила… – прошептала ксионийка, закрывая глаза.
– Мне плевать, что ты там говорила, – голос имперца был всё так же спокоен; сам он возился с инструментами, готовясь сшивать края раны. – Тебе надо помнить, что сказал тебе я. А я сказал, что тебя зовут «Заткнись». Вот и заткнись пока что, пожалуйста…
Сильная острая боль ожгла ногу. Тсар-Киркс-Тсир взвизгнула и вздрогнула.
– Не дёргайся, – спокойно сказал имперец. – Сейчас закончу.
– А обезболивающего нету?! – жалобно простонала Тсар-Киркс-Тсир.
– Почему же нету? Есть, конечно.
– Так чего ж ты?.. мартышка чёртова!
– Не надо тебе обезболивающего, – спокойно ответил он. – Ты от него на полдня вырубишься. А потом ещё сутки будешь как варёная ходить. А я тебя завтра с утра выкину из бункера.
– Спасибо, – горько всхлипнула Тсар-Киркс-Тсир.
– Да пожалуйста, – пожал плечами имперец, продолжая возиться с раной. – Мне не жалко, я кошек люблю.
Тсар-Киркс-Тсир закусила ладонь и замолчала. Она только вздрагивала от боли, но не издала больше ни единого стона, чтобы не доставлять мартышке такого удовольствия, не давать ему возможности делать ей замечаний.
Примерно через десять минут, показавшиеся Тсар-Киркс-Тсир вечностью, боль сделалась тупой, пульсирующей и начала затихать. Она разжала зубы, вынула руку изо рта и пошевелила слегка онемевшими пальцами. Приподнявшись на локтях, она бросила взгляд на свою ногу. Рана на бедре была зашита и обработана – пунктиры швов серебрились сквозь лаково блестевшую пластиковую повязку. Боль постепенно проходила. Тсар-Киркс-Тсир посмотрела на имперца.
Тот стоял возле стола, вытирал тряпкой окровавленные руки и пристально разглядывал Тсар-Киркс-Тсир. На лице его было написано сомнение.
– Знаешь что, – решил