Многорукий бог далайна. Святослав Логинов
если и согласится, то выскоблить кожу как следует не сумеет…
– Сумеет, – успокоила мама. – Я очень попрошу.
Когда соседка, обрадованная возможностью неожиданного заработка, ушла, захватив кожу, Шооран, всё ещё слегка обиженный, спросил:
– Мам, а куда ты идёшь?
– В гости, – шёпотом ответила мама. – Меня Мунаг пригласил.
– Он тебя в жёны берёт? – догадался Шооран.
– Нет, что ты… кто меня возьмёт, я же сушильщик. Он так просто пригласил. Но это неважно, он хороший человек, не злой. И ты ему нравишься.
– Да, Мунаг добрый, – сказал Шооран, вспомнив про нож.
Мама открыла большую флягу, которая обычно пустой лежала в углу, налила на ладонь несколько капель воды и, наклонившись, обтёрла лицо. Шооран смотрел молча, понимая важность момента. Потом, когда фляга была убрана, произнёс:
– У Мунага две жены, и обе моются водой каждый день. Они чистые и называют нас вонючками. Я знаю.
– Ну и что? – спросила мама.
– Я не понимаю, зачем Мунагу понадобилась ты? Может быть, он просто хочет посмеяться? – Шооран произнёс эту мучившую его фразу с решительным отчаянием, словно кидаясь в далайн. Но ничего не случилось. Мама улыбнулась.
– Мунаг сильный, – сказала она, – а его жёны… я не знаю, какие они – должно быть, молодые и красивые и наверняка чистые, но ему скучно с ними. Ведь случается, что и блистающий одонт, ни разу в жизни не промочивший ног, живёт среди праздников и похвал более одиноко, чем последний изгой на мокром оройхоне. А может быть, ты и прав, а я просто девчонка, до сих пор не нажившая капли ума.
– Мама, – спросил Шооран, – ты счастливая?
– Конечно. У меня есть ты. Вырос уже, совсем взрослый стал – вон о каких вещах задумался. Конечно, счастливая.
– А если не обо мне, а просто о жизни. Так – счастливая?
– Так – не очень.
– И я – не очень.
Мама скинула жанч, и Шооран увидел, что под ним надета не простая рубаха, а тонкий праздничный талх, недавно выменянный на сухом оройхоне и ещё ни разу не надёванный. Из потайного кармана жанча мама достала нитку драгоценного лазурного жемчуга, который изредка находят в самых жутких закоулках шавара.
– Надеть? – спросила мама и, не дожидаясь ответа, накинула ожерелье на шею.
– Какая ты красивая!.. – восхищённо протянул Шооран. – Это настоящий жемчуг? Откуда он у тебя?
– Его добыл отец, – лицо матери омрачилось, она протянула руку, чтобы снять с шеи пронзительно голубую нить, но в этот момент полог навеса отлетел в сторону, сорванный сильной рукой, и в проёме показался тяжело дышащий Мунаг.
– Где он? – потребовал Мунаг.
– Кто? – не поняла мама.
– Твой Шооран только что зарезал любимого сына одонта.
– Неправда! – крикнул Шооран. – Я никого не резал!
Мунаг, только теперь заметивший Шоорана, шагнул к нему, выдернул из-за пояса у мальчика нож, осмотрел верноподданнически затупленный край.
– Ты