Утро любви. Виктор Николаевич Рубцов
меня так пострадали. Вам ведь свою репутацию нужно было беречь. Вы же только начали работать у нас в школе.
– Да, репутацию я, действительно, подмочил. Такое трудно будет исправить. Не зря говорят, береги честь смолоду! Скомпрометирован окончательно. Снова что ли в город податься?.. – сказал он как-то неопределенно и с чувством разочарования от всего происшедшего с ним в этом селе.
– Не, что вы! Лучше я сама из школы уйду. Давно думала на ферму пойти. Вон и тетя Люба зовет. Да и на хлеб нужно зарабатывать. Мне еще Митю поднимать, до ума доводить.
– Вот это ты брось, я, чем смогу, тем помогу. А учебу не смей бросать! Перемелется все и уляжется, поймут люди. Мы же никому ничего плохого не сделали. Подумаешь, что понравились друг другу, подружились! Что в этом плохого?
– Да не знаете вы наших сельских! Они же все шиворот – навыворот вывернут, переиначат, пересудачат и о пакостном будут думать.
– Да почему, черт возьми? Что мы им, на самом деле, такого плохого сделали?
– Вам, такому чистому, этого не понять. Они от зависти позеленеют и будут козни строить, чтобы нам как-то помешать.
– Не понимаю, ничего не понимаю! – развел руками Валерий Иванович. – Какое им до всего этого дело? Вот же русский народ! Воистину, загадочный и подлый!
– Да не подлый, а злой, обиженный городскими. В городе нас за кого держат?
– За кого?
– Да за лохов, навозников деревенских. Иначе разве так бы мы на селе жили! Все мужики у нас в Бурьяновке на городских начальников и вообще на власть обиженные. Вы только с ними на эту тему не заговаривайте, а то и побить невзначай могут.
– Как это побить? За что?
– А ни за что. Просто так, для забавы. За напоминание о том, кто они и кто вы.
– Неужели все так серьезно и плохо, так глубоко зашло? – стал сокрушаться Валерий Иванович. – Впрочем, чему я удивляюсь в наше время! Получить по лицу сегодня так же просто, как под случайный дождь попасть.– Еще памятные обида и побои, понесенные от охранников его несостоявшегося тестя, легкость, с которой "добры молодцы" выполняли приказ шефа и награждали тумаками, убедили его в правоте своих рассуждений. Он саркастически улыбнулся, нехорошо изменился в лице, потом посерьезнел, умолк, и направился к себе в комнату.
– Кушать будете? – спросила его вслед Лиза.
– Нет, что-то не хочется. Ужинайте без меня.
Но Лизе сейчас было не до еды. Валерия Ивановича она спросила больше из приличия, нежели из желания, действительно, покормить. Самой ей после стольких переживаний кусок хлеба, наверное, встал бы поперек горла. А Митя еще не вернулся с улицы. Бегал где-то с друзьями. Она прошла в родительскую спальню. Подошла к иконе и, уже полными слез глазами, вперилась в нее каким-то безутешным и отчаянным взглядом. Словно ища защиты от всех напастей, обрушившихся на нее и еще не решив, как быть дальше – бросать или не бросать школу, продолжать или не продолжать спать с Валерием Ивановичем? Впрочем, нет. С этим все, казалось, прояснилось. После школьной выволочки между нею и молодым учителем