Тереза Батиста, уставшая воевать. Жоржи Амаду
даже тогда, когда нам нечего было есть. Парусник я сумел купить только потому, что она работала, не думая о своем здоровье, работала день и ночь, день и ночь, сидя за швейной машинкой, и мы сделали первый взнос. Жизнь – штука сложная, у жены началась чахотка. Она хотела ребенка, не получилось, но никогда ни единого слова жалобы. То, что я зарабатываю на паруснике, уходит на лекарства и на врача, чтобы длить болезнь, но не покончить с ней, и всегда не хватает денег. Когда я увел ее из дома, я ошивался в порту, ни кола, ни двора, ни ума у меня не было. И та, которую я любил и желал и которую украл у семьи и богатого жениха, была здоровой, веселой, красивой, а теперь она больна, печальна и некрасива, и все, что у нее есть, – это я, никого и ничего больше, не могу же я ее выбросить на улицу. А тебя я хочу не на день или ночь, не для того, чтобы утолить желание, а на всю жизнь и ничего не могу сделать. Не могу, я связан по рукам и ногам. Вот почему я тебя не тронул, не сказал тебе о любви. Вот только не сумел убежать сразу и больше не возвращаться, так хотелось запомнить тебя всю целиком – смуглое лицо, крепкую руку, стройную фигуру, красивые бедра, – чтобы потом, находясь в море и вглядываясь в него, вспоминать тебя.
Ты честный, Жануарио Жереба, и сказал все, как должен сказать настоящий мужчина. Жану, мой Жану в кандалах, как жаль, что мы не можем быть вместе навсегда, до самой смерти. Но, если мы не можем быть вместе навсегда, до самой смерти, пусть будет нашим один день, один час, одна минута! День, два, несколько дней для меня станут целой жизнью, секундами, часами, днями любви, даже если потом я буду страдать от тоски, желания и одиночества и безнадежно мечтать о тебе. Пусть так, я хочу быть с тобой сейчас, сию минуту, без промедления и отсрочки. Сегодня и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, в воскресенье, понедельник, во вторник, днем, ночью, когда угодно, на любом подходящем ложе: мягком, жестком, на земле, на пляже, в лодке, на берегу моря, где бы это ни было, лишь бы мы были в объятиях друг друга. Потом будь что будет, я хочу тебя и буду твоей, Жануарио Жереба, капитан парусника, великан, морской гриф, моряк из Баии, моя роковая судьба.
Море было без конца и края, то зеленое, то голубое, то зелено-голубое, то светлое, то темное, то светло-темное, синее, небесное, оливковое, и поскольку Жануарио Жеребе одного моря было мало, он заказал еще луну из золота и серебра – этот висящий на небе фонарь, освещающий тела отдавшихся друг другу влюбленных; когда они пришли, их было двое, теперь они одно, единое существо на безлюдном песчаном пляже, прикрытые разве что набегающей морской волной.
Тереза Батиста с расчесанными морскими волнами волосами, мокрым ртом, мокрыми торчащими грудями, мокрой звездой пупка, мокрым, покрытым черными водорослями лобком – ах, любовь моя, пусть я умру у самого моря, у твоего Саргассова моря, твоего моря, где можно как разойтись кораблям, так и потерпеть кораблекрушение. Кто знает, может, мне суждено утонуть в твоем море в Баии, соскользнув с кормы твоего парусника? Твои соленые губы, Жану, твоя грудь – как киль корабля и поднятый парус на мачте; в волнах моря вновь родилась девственница, невеста и вдова моряка, она вся в пене и водорослях